ГЛАВА VII. ИСТОКИ КУЛЬТУРЫ ДОЛГОЖИТЕЛЕЙ БУДУЩЕГО

О забвении абхазской культуры не может быть и речи: дальнейшего ее расцвета желает весь народ и к этому же стремится правительство республики, которое уже полвека всячески поддерживает и развивает деятельность Абхазского института языка, литературы и истории имени Д. И. Гулиа. Институт был создан в 1932 году для исследований в области культуры, развития образования в республике и изучения всех его аспектов. Конечно, не заниматься такой работой было бы преступлением, но вместе с тем я подумала, не способствует ли подобная концентрация внимания на вопросах собственной национальной культуры развитию шовинизма, пренебрежению к культурному наследию других народов.


Я поделилась своими сомнениями с директором института Георгием Дзидзария. Он — доктор исторических наук, член-корреспондент Академии наук Грузинской ССР. Дзидзария считает, что столь пристальное внимание к вопросам абхазской национальной культуры шовинистических настроений породить никак не может.

— Чем больше информации об абхазской культуре опубликует наш институт,— сказал Г. Дзидзария,— чем больше мы выпустим публикаций на абхазском и русском языках, тем полнее будет знать абхазский народ о самом себе и тем больше будут знать о нас другие народы. В свою очередь эти знания дают абхазам возможность лучше понять свое прошлое и настоящее, смелее смотреть в будущее. Одновременно это способствует и дальнейшему развитию интернационализма, уважению других народностей, живущих как в Абхазии, так и за ее пределами. Наши труды также показывают, что ни одна народность, будучи изолированной в своем развитии, не может успешно развивать свою культуру, и особенно столь немногочисленный народ, как абхазы. Процесс общения и сотрудничества больших и малых народов Советского Союза способствует взаимному обогащению культур. И в каждом отдельном народе должно быть развито глубокое национальное самосознание, только тогда этот процесс будет в наибольшей степени способствовать развитию такого сотрудничества, какое необходимо для всеобщего прогресса.


Г. Дзидзария отметил благотворность обменов выставками и делегациями работников культуры между советскими республиками. Например, в 1982 году деятели литературы и искусства Абхазии выезжали в Москву, Тбилиси, Одессу и Кутаиси. Абхазия принимала у себя таких же гостей из других районов страны. Публикации трудов института абхазской культуры по различным вопросам особенно ценны тем, что они всегда своевременны и целенаправленны.

Во время нашей беседы я подумала: Абхазии повезло, что этот исследовательский центр возглавляет именно такой человек, как Георгий Дзидзария. Подобно многим другим известным деятелям сегодняшней Абхазии, этот ученый — выходец из крестьянской семьи. Если бы не социалистическая революция, он бы не осмелился и мечтать об образовании, какое получил. Г. Дзидзария с улыбкой рассказывал мне, что его рабочий кабинет в институте расположен... в его же бывшей спальне. Здесь в тридцатые годы он жил в общежитии интерната для особо одаренных детей из сельской местности. Их посылали учиться в столицу республики в первые годы Советской власти, когда средние школы были здесь большой редкостью. После революции среди абхазов было очень мало дипломированных специалистов, поэтому нужно было смотреть вперед, готовить как можно больше молодых людей — будущих деятелей культуры. Такая политика проводилась во всех отсталых районах бывшей царской России.


Кстати, доктор исторических наук Шалва Инал-Ипа, заместитель директора института, известный этнограф и фольклорист, тоже учился в этом интернате и жил в том же общежитии, здание которого институт переоборудовал, устроив там просторные рабочие кабинеты. Фамилия заместителя директора свидетельствует о его благородном происхождении, но, как выходец из обедневшей дворянской семьи и представитель национального меньшинства, он никогда бы не получил такого образования в царской России и не имел бы таких возможностей для продвижения по службе.

После учебы в сухумской средней школе-интернате Г. Дзидзария поступил в Московский институт истории, философии и литературы и кончил его в 1939 году. С тех пор он почти постоянно работает в Сухуми в институте имени Д. И. Гулиа — подлинном центре абхазоведения. Только на несколько лет он уходил из него — руководил Сухумским педагогическим институтом. В 1966 году Г. Дзидзария стал директором Абхазского института языка, литературы и истории.

Высокому, подтянутому Георгию уже шестьдесят с лишним лет, он автор многих книг по истории Абхазии, особенно новой истории — с XIX века. Дзидзария стал историком, можно сказать, случайно. В школе он предпочитал естественные науки, и, когда приехал из села Лыхны в Сухуми, чтобы продолжить среднее образование, его твердым намерением было заниматься ими. Однако по иронии судьбы его учитель истории Фадеев преподавал свой предмет настолько захватывающе, что, как выразился сам Георгий, он «попался на крючок истории». «Помню, позднее я шутя сказал Фадееву, мол, это он виноват, что я стал историком, именно он погубил во мне деятеля какой-нибудь другой науки»,— вспоминал Дзидзария.

В московском институте студент Дзидзария особенно интересовался археологией, а также новой историей Западной Европы. Однако один из профессоров посоветовал ему писать о своей собственной истории — истории абхазского народа; здесь было широчайшее поле деятельности. В тридцатых годах существовало всего несколько работ по истории Абхазии, но глубокого исследования среди них — ни одного. Просто до революции историков среди абхазов не было.

— Я последовал совету этого профессора,— рассказывал Г. Дзидзария,— и посвятил свою дипломную работу истории Абхазии начала XIX века. Через некоторое время она была опубликована. У меня сохранился экземпляр публикации, иногда достаю и просматриваю ее. Я люблю эту книжку, потому что она напоминает мне о моей юности, потому что она очень наивна, но как-то освежающе наивна... В ней много идеализации, неоправданно смелых выводов. Надеюсь, сейчас меня уже трудно было бы обвинить в подобных грехах, но я по-прежнему очень ценю наивность молодости.

Когда Г. Дзидзария в 1939 году начал работать здесь младшим научным сотрудником, институт занимал небольшое здание, в котором трудилась горстка известных ученых. К ним присоединились несколько молодых энтузиастов, которые ныне стали выдающимися авторитетами в науке. Во время Великой Отечественной войны институт лишился ряда многообещающих сотрудников, погибших на фронте. Война приостановила также динамичное развитие самого института. В послевоенные годы туда пришли новые выпускники вузов страны. Среди них был и уже упоминавшийся Ш. Инал-Ипа. К началу 50-х годов институт оправился от потерь, начал расширять свою деятельность силами молодых научных сотрудников.


В настоящее время здесь работает шесть отделов, три из которых возглавляют женщины (а вообще они составляют почти половину всех сотрудников). Самый большой — отдел абхазского языка. Его главная задача — составление учебников и словарей. Следующий отдел занимается изучением современной абхазской литературы и фольклора. Третий изучает историю Абхазии с древнейших времен и до наших дней. Четвертый ведет археологические исследования: в республике имеется множество районов раскопок культур от каменного века до средних веков. Проблемам этнографии, антропологии и искусства посвящена работа пятого отдела, который сотрудничает с американскими и другими учеными в изучении проблем долголетия. Шестой по счету отдел изучает вопросы экономического развития Абхазии.

Все эти годы институт рос, ширилась исследовательская деятельность и его директора. Он показал мне целую полку своих книг — фундаментальных исследований по истории его родной республики. Одна из последних публикаций — пятисотстраничное исследование по проблеме эмиграции абхазов в Турцию в XIX веке. Одна из наиболее интересных книг — исследование становления абхазской интеллигенции в конце XIX века.

Если судить по его колоссальной энергии и тому непринужденному юмору, которые Георгий Дзидзария демонстрировал в ходе нашей беседы, я полагаю, что он еще долгие годы будет хозяином директорского кабинета, расположенного в бывшей спальне учеников школы-интерната. «Здесь я жил еще мальчишкой, здесь я работаю почти всю мою сознательную жизнь, здесь я, наверное, и умру,» — сказал с улыбкой мой собеседник.

В 1982 году, когда я там побывала, директор института, помимо выполнения своих прямых обязанностей по руководству многочисленным коллективом научных работников, занимался также и вопросами, связанными с ремонтом и оборудованием новых институтских помещений.

В течение только одного года институт расширил свою площадь еще на 50 процентов. В этой связи я спросила директора, доволен ли он развитием института «вширь». В ответ Г. Дзидзария рассказал мне абхазскую притчу о том, что в силу своей природы человек всегда хочет иметь больше, чем он уже имеет.

— Один деревенский юноша,— улыбаясь, заметил он,— отправился однажды в лес на поиски клада. Он его нашел, набрал большой мешок золота и принес домой, чтобы разделить среди односельчан. «Посмотрите на это золото,— сказал юноша, обращаясь к окружившей его толпе,— здесь хватит нам всем!..» Но, к его удивлению, односельчане потребовали, чтобы юноша признался, где спрятан второй мешок с золотом!..



Автономная республика Абхазия, входящая в состав Грузинской ССР, имеет свой парламент — Верховный Совет, свои министерства, свою Конституцию. Впервые депутатом Верховного Совета Валериан Кобахия был избран в 1958 году. А в 1978 году он стал Председателем Президиума Верховного Совета республики, то есть ее президентом. Уже трижды избирался он депутатом Верховного Совета СССР.


Моя встреча с В. Кобахия произошла весной 1982 года. Он любезно пригласил меня в свой кабинет — удлиненный зал, где стоял Т-образный стол, достаточно большой, чтобы за ним могли разместиться все 13 членов Президиума. 53-летний Валериан Кобахия — крепкого сложения, в волосах седина, глаза смотрят дружелюбно, и я, чувствуя себя свободно, начинаю беседу о структуре политической власти в республике...

В Верховном Совете Абхазии 140 депутатов от различных районов, они представляют все 70 народностей, проживающих на территории республики. В Абхазии работают 14 министерств. Треть депутатов — женщины, а среди 14 министров было две женщины — Лилия Бганба возглавляла министерство торговли, а Тамара Когониа — просвещения.

Верховный Совет утверждает планы социального и экономического развития Абхазии и контролирует их выполнение. В двух палатах этого органа обсуждаются вопросы развития промышленности и сельского хозяйства, системы народного образования, охраны окружающей среды, здравоохранения и воспитания подрастающего поколения.

Среди депутатов Верховного Совета — рабочие, колхозники, деятели науки и культуры, есть и пенсионеры. Депутаты, как я узнала, не получают дополнительного жалованья за свою деятельность, на которую они тратят много часов в неделю, чтобы принять избирателей с их жалобами и предложениями, а также на заседания, на изучение нужд и запросов населения своих избирательных округов. Депутаты живут и работают среди своих избирателей, они повседневно сталкиваются с теми же проблемами, что и люди, голосовавшие за них. Около 30 процентов депутатов обычно переизбираются на следующий срок, а остальные депутаты получают мандаты впервые.

Валериан Кобахия сказал мне, что такое обновление Верховного Совета приветствуется, поскольку в этом случае большее число людей принимает участие в государственном управлении. Приобретенный депутатами опыт не пропадает даром — они продолжают активную общественную и трудовую деятельность в своих коллективах, по месту жительства. В то же время в Верховном Совете АССР остается достаточное число депутатов-«ветеранов», чтобы ввести в курс дела депутатов-«новичков».

После многих лет работы в Верховных Советах СССР и своей республики Валериан Кобахия, безусловно, один из самых опытных среди депутатов. Он родился в 1929 году в селе Лыхны. До революции его отец был одним из самых бедных крестьян в округе. В их семье было семеро детей. Во время войны двое братьев погибли на фронте, а сам Валериан тогда еще только ходил в школу. Затем он окончил Сухумский педагогический институт (на базе которого впоследствии был образован Абхазский государственный университет), получил диплом преподавателя русского и абхазского языков и литератур. Два года он преподавал в школе в родном селе Лыхны, а затем, учитывая хорошие организаторские способности, его выдвинули на руководящую работу в комитет комсомола Гудаутского района. Отличные организаторские способности Кобахия проявил и на партийной работе, и позже, когда был избран депутатом Верховного Совета.

Жена В. Кобахиа преподает в школе, у них трое детей. Старший сын — учитель, дочь занимается в музыкальной школе и надеется стать профессиональным музыкантом, а младший сын — восьмиклассник — мечтает стать дипломатом. Валериан считает, что дети должны сами выбирать себе профессию. Главное, по его мнению, чтобы работа приносила удовлетворение.

Вся жизнь В. Кобахиа — это своеобразное отражение динамичного роста Абхазии. Он рассказывал мне о революционной Абхазии, крае, где не было железных дорог — только проселочные дороги для телег. По сути дела, не было никакой промышленности, сельское хозяйство было отсталым.

— В 1980 году,— рассказал Кобахиа,— в республике за один день производилось в 15 раз больше промышленной продукции, чём за весь 1921 год. Если в 1928 году в Абхазии работало всего 813 школьных учителей, причем среди них высшего образования не имел почти никто, то в настоящее время — более 8000, большинство из которых — выпускники институтов и техникумов. Сегодня в республике открыто 387 публичных библиотек, и это в 20 раз больше, чем в 1924 году. Здравниц сейчас насчитывается 258, а в 1924 году их было только 12. С начала 30-х годов в Абхазии создано 16 крупных научно-исследовательских центров. Ни один из периодов в истории развития Советской Абхазии не может сравниться по темпам и масштабам социального и экономического развития с 8-летним периодом 1976—1984 годов.


У абхазского народа есть возможности добиться еще больших успехов. В 1978 году ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление — ассигновать полмиллиарда рублей на дальнейшие развитие республики.

— Это — одно из великих преимуществ Союза Советских Республик,— продолжал В. Кобахиа.— У нас есть свой собственный бюджет, которого хватает на нужды развития. Но когда требуются деньги для таких крупномасштабных проектов, которые мы планируем осуществить в следующей пятилетке, мы получаем помощь из бюджета Грузинской ССР или же из государственного бюджета СССР, как это было в 1978 году.

Какие же проекты осуществляются в республике? В Сухуми строится новый университетский комплекс. В 1979 году педагогический институт, как уже говорилось, был преобразован в университет, которому в настоящее время требуется значительно больше помещений, поскольку число студентов с тех пор выросло более чем вдвое. Республиканский радиокомитет пополнился телевизионной студией, и теперь создается крупный телерадиоцентр. Часть ассигнований пойдет на строительство в Сухуми жилых домов общей площадью 100 тысяч квадратных метров. Открывается новая больница на 1000 мест, будут построены новые промышленные и сельскохозяйственные предприятия.

— Как видите, планы у нас честолюбивые, но очень мирные,— с гордостью произнес Кобахиа.— Мы внимательно следим за развитием международных событий и очень беспокоимся: ведь только в условиях мира возможно осуществить наши созидательные планы!..



С 1932 года в Абхазии ведутся радиопередачи на абхазском, русском и грузинском языках. До 1978 года телепередачи приходили туда из Москвы и Тбилиси. Сейчас дважды в неделю местная телестудия передает программы на абхазском языке. Строительство нового радиотелевизионного центра завершилось в 1985 году, и число таких программ значительно возросло. Расширение средств массовой информации — это тоже часть крупномасштабных планов развития республики. Средства на эти цели частично поступили из упомянутых полумиллиардных ассигнований из государственного бюджета СССР. Безусловно, телевидение будет играть значительную роль в будущем развитии республики.

Когда в Абхазии телевидение только появилось, на пост председателя республиканского Комитета по телевидению и радиовещанию был назначен опытный абхазский публицист Шамиль Пилия. Он рассказал мне, что весь коллектив комитета был подобран из национальных кадров. С вводом в строй нового центра число сотрудников возросло со 100 до 500. Откуда же берутся в Абхазии эти квалифицированные специалисты? Ш. Пилия пояснил, что комитет проводит собеседования с желающими поступить на работу и решает вопрос о направлении их на учебу в Москву, Ленинград и Тбилиси. В Абхазском университете еще нет соответствующих факультетов, поэтому приходится организовывать подготовку будущих сотрудников радио и телевидения в других городах.

Кадры журналистов будут пополняться и из числа выпускников филологического факультета Абхазского государственного университета. Они уже сейчас составляют большинство среди творческих работников комитета. Сам Шамиль Пилия тоже окончил филологический факультет, но только Тбилисского университета, а после этого много лет проработал радиожурналистом в Сухуми. В 1970 году тяга к приключениям взяла верх, и он стал моряком. Как человек пишущий, он стремился увидеть новые земли, запастись новыми волнующими впечатлениями.

Ш. Пилия попал на судно, отправляющееся в далекое плавание. «Через год я был так влюблен в море, что подписал контракт еще на год, потом еще и еще, и так целых восемь лет»,— рассказывал Шамиль. Его корреспонденции из различных уголков мира принесли ему известность.

Домой он вернулся зрелым журналистом, умудренным жизненным опытом. Ш. Пилия получил предложение возглавить работу по развитию теле- и радиовещания в республике.

Беседуя с Шамилем, которому нет еще и пятидесяти, я подумала, что среди радиоволн он чувствует себя так же хорошо, как и среди волн морских. Он, несомненно, был на своем месте в этой стихии, растущей отрасли, которая в будущем обеспечит полное освещение местных событий и трансляцию программ цветного телевидения на всех тех языках, на которых говорят в Абхазии. Новый телерадиоцентр, оборудованный самой современной техникой,— большое событие в жизни республики.



«Наш университет — уникален!» — заявил ректор нового Абхазского государственного университета Зураб Анчабадзе. (Весть о его кончине дошла до меня, когда эта книга была уже в наборе.) Я выразила свои сомнения на этот счет: что может быть уникального в самом «молодом» университете страны, чтобы вызывать столь явную гордость его ректора? «В нем открыт единственный в мире факультет абхазского языка и литературы»,— пояснил профессор Анчабадзе, повторив известную университетскую шутку.


Действительно, где еще в мире может существовать целый университетский факультет, готовящий специалистов по абхазскому языку? И из кого же их готовить, если не из абхазов?

Но кроме шуток, этот университет уникален, ибо это единственный из всех университетов страны, где обучение ведется на трех языках: абхазском, грузинском и русском. Университеты и институты в других республиках ведут преподавание только на двух — на языке местных жителей и на русском. Студенты в таких вузах могут выбрать себе тот язык, на котором им удобнее учиться. Поскольку в Абхазии проживает много грузин, в Абхазском университете преподавание ведется также и на их языке.

Студенты могут специализироваться по различным предметам — физике, математике, филологии, истории, педагогике, биологии, географии, экономике. В 1981 —1982 годах число студентов здесь превысило 3500 человек, что в два с лишним раза больше, чем их насчитывалось в бывшем педагогическом институте. А строящийся университетский комплекс, включающий общежития, позволит принимать еще больше желающих.

И хотя это, пожалуй, самый молодой университет, фактически он ничем не отличается от других аналогичных вузов страны. Во время перерывов между лекциями шумно, юноши и девушки беседуют, смеются, горячо спорят, а затем возвращаются в аудитории, чтобы заняться обычными лекциями и семинарами. К пяти часам вечера большинство студентов дневного отделения уходит домой или в общежитие, а на их место приходят вечерники. В свободное время студенты занимаются в различных спортивных секциях или продолжают споры и беседы в общежитии, в кафе или дома. И конечно же, и здесь дружат, влюбляются, расстаются... Студенты здесь такие же, как и повсюду в мире.

Философия — обязательная дисциплина во всех вузах СССР. В Абхазском государственном университете курс философии читает доцент Григорий Смыр. Его лекции настолько интересны, что на них приходят даже студенты из других групп. Секрет состоит в том, что он не ограничивается рамками философии, к своему предмету он подходит еще и как историк, и этнограф.


Впервые я познакомилась с Григорием Смыром, когда он был участником и незаменимым переводчиком исследований советско-американских экспедиций по изучению проблем долголетия. Я восхищалась тем, как быстро и просто находил он общий язык с жителями абхазских сел, в которых мы проводили опрос. Я узнала, что в институте он специализировался по истории, а кандидатскую диссертацию защитил по философии. Григорий Смыр изучает философские проблемы религии и атеизма, а как историк и этнограф специализируется по абхазским традициям, особенно относящимся к религии.

Ученый пояснил, что его интерес к этому продиктован самой историей религии народа, тем фактом, что часть абхазов исповедовала христианство, другая — ислам, но, по сути дела, всех их можно было бы скорее охарактеризовать как приверженцев язычества. Такие верования среди абхазов сохранились до самой революции, когда большинство из них решило покончить с суевериями и впредь полагаться лишь на свои собственные силы и возможности.

Истоки живого интереса к истории абхазского народа коренятся в укладе жизни семьи Смыр. «Я происхожу из истинно абхазской, причем очень интересной семьи,— пояснил Григорий.— Моего деда очень уважали в округе, поэтому к нам в дом множество гостей приезжало со всех концов республики. Я обычно слушал их рассказы о прошлом, запоминая все, даже мельчайшие подробности. Я всегда любил абхазский язык и мой народ, не представляю себе жизни без них».


В университете Г. Смыр читает также лекции по научному атеизму. «Я стремлюсь,— продолжал он,— привить моим студентам чувство уважения к нашим традициям, показать им, каковы корни и религиозности людей, и их атеизма. Студенты с интересом участвуют в дискуссиях о том, какие национальные обычаи нам нужно сохранять, а какие уже изжили себя».

Г. Смыр учит студентов самостоятельно мыслить, анализировать, быть критичными. Именно так можно сформировать собственную точку зрения, считает он. Говоря о том, какие из обычаев можно считать полезными, а какие нет, на первое место среди добрых традиций он ставит гостеприимство, взаимопомощь и уважение между старшими и младшими. «Это не просто отвлеченные понятия,— подчеркивает Григорий,— это живые традиции народа. Но есть и такие обычаи, без которых мы вполне могли бы обойтись. Я хочу, чтобы студенты сами понимали, в чем вред, к примеру, таких обычаев, как ношение траура в течение года после смерти близкого родственника. Черная одежда, включая чулки и платки, в нашем жарком климате может нанести вред здоровью. К счастью, молодежь не очень стремится сохранять этот обычай, соблюдаемый старшими».

С самыми худшими среди старых абхазских традиций — кровной местью, угонами скота, вооруженными набегами и похищением женщин — было покончено давно, еще в первые же годы Советской власти. «Многое с тех пор изменилось в наших обычаях, теперь абхазам больше уже не приходится вести борьбу за сохранение наших национальных особенностей, как это было в прошлом, когда на нас нападали такие крупные государства, как Византийская империя, Арабские халифаты, Турция, которая, кстати, подчиняла себе Абхазию более 300 лет. Ныне мы имеем те же возможности, что и все другие нации и народности страны, как в сохранении национальной культуры, так и в ликвидации ее отрицательных черт»,— сказал Г. Смыр.

Говорили мы с ним и о студентах. По его мнению, молодежь сейчас лучше подготовлена к учебе в вузах, чем в пятидесятые годы, когда он сам учился в институте. «И это вполне естественно,— считает мой собеседник.— Современный абхазский школьник получает массу информации по радио, телевидению, через кино и прессу — больше, чем мы обычно слышали и видели в период войны и после нее. Кроме того, сами школы стали лучше, они прекрасно оборудованы, повысилось качество учебников, стала лучше подготовка преподавательского состава. Многое здесь достигнуто благодаря усилиям Абхазского института языка, литературы и истории».

Григорий Смыр также сказал мне, что каждый раз в начале семестра ему хочется, чтобы студенты в его новой группе имели четкие философские взгляды не только на окружающий мир в широком смысле, но и на прошлое, настоящее и будущее их родной Абхазии.

Именно таких учеников стремится воспитывать на уроках истории Михаил Чамагуа, преподаватель средней школы в селе Лыхны. Михаил, сын 95-летней Джгуг Чамагуа, о которой я писала в главе 1,— это человек с широким кругозором и философским складом ума, сформированными за годы жизни, богатой событиями. Как и Григорий Смыр, Михаил Чамагуа принимал участие в работе советско-американских экспедиций в Абхазии. И благодаря этому я смогла довольно близко познакомиться с ним и его семьей за те пять лет, в течение которых посещала этот край.

56-летний Михаил Чамагуа — представитель старшего поколения абхазской интеллигенции. В родном горном селе Ачандара Михаил еще ходил в школу вместе с семью братьями и сестрами, когда началась война. Он успел тогда окончить лишь семь классов, и ему едва исполнилось 14 лет. Это, как известно, на четыре года меньше призывного возраста, но он был уже готов отправиться на фронт.

Шел 1941 год, почти все мужчины были в армии, и Михаил во что бы то ни стало хотел быть среди них. Он уговорил служащих местного исполкома добавить три года к дате его рождения. Но на призывном пункте Михаила знали лично, знали и сколько ему было в действительности лет и поэтому призвать в армию не могли, даже несмотря на то, что, судя по документам, это можно было сделать. Подростку велели отправляться домой. Однако через некоторое время Михаил вновь пришел к ним и был так настойчив, что военком в конце концов сдался, и Михаила призвали в армию. Его направили на шестимесячные курсы, а затем в составе танкового подразделения в действующую армию.

Всю войну М. Чамагуа прошел механиком-водителем танка. Он участвовал в боях за Кубань, в освобождении Ростова-на-Дону и Воронежа, а затем Румынии, Болгарии, Югославии и Венгрии. За это время был дважды ранен, дважды контужен, но оставался в строю вплоть до взятия Берлина, где и служил до 1948 года.

Когда Михаил Чамагуа возвратился домой, ему было 22 года, а за плечами всего семь классов средней школы. Еще служа в армии, он написал несколько статей для абхазской газеты и решил, что после войны станет журналистом. Но с семиклассным образованием далеко не уедешь. Поэтому он приложил все силы, чтобы за один год сдать все экзамены и получить аттестат зрелости. Экзамены выдержал на «отлично» и с тем же рвением, с каким он стремился на фронт, М. Чамагуа поехал в Москву поступать в МГУ. Члены приемной комиссии вошли в положение молодого абхаза, приняли во внимание его огромное желание учиться и, несмотря на недостаточную подготовку для поступления в вуз, открыли двери университета перед юным фронтовиком — уроженцем абхазских гор. Михаилу дали право поступить на любой факультет без экзаменов.

Быстро пролетели студенческие годы. После окончания МГУ Михаил стал корреспондентом газеты «Советская Абхазия». Однако через три года он понял, что журналистика — это в конечном счете не его призвание. «Работая в газете, я пробовал свои силы на учительском поприще и понял, что это то, чем я хотел бы заниматься больше всего,— вспоминает М. Чамагуа.— Сначала я работал в школе по совместительству, а затем бросил журналистику и насовсем ушел в сельскую школу. Ученики покорили мое сердце. Я преподавал историю, которой, сколько себя помню, я интересовался больше всего. И особенно историей Абхазии. Все это было 27 лет назад, но я по- прежнему предпочитаю работу учителя любому другому занятию, хотя я много времени отдал также организации школьного исторического музея. Сейчас в нем более 600 экспонатов, десять из которых имеют общесоюзное значение».


Михаил Чамагуа — автор ряда известных в Абхазии пьес, таких, как «Перед рассветом», повествующей о социалистической революции в Абхазии, «Золотая трава» — об абхазской молодежи шестидесятых годов и «Иван- абхазец», основанной на подлинной истории молодого абхаза, которому командование партизан в оккупированной фашистами Белоруссии поручило действовать под видом немецкого офицера. Михаил Чамагуа затратил 18 лет на сбор материалов для этой пьесы, на основе которой он затем написал и повесть. Поиски привели его в ГДР, затем в Чехословакию и Польшу, где его герой — Иван — погиб, не дожив всего 13 дней до освобождения Польши советскими войсками.

У Михаила Чамагуа хрупкая на вид фигура, он слегка сутулится, глаза ясные, полные юношеской энергии. Беседуя с ним, я узнала, что, помимо всей этой работы, требующей немало времени, будучи учителем, писателем, куратором местного исторического музея, а также отцом двух сыновей-подростков, Михаил Чамагуа еще и читает лекции о международном положении в санаториях и домах отдыха, расположенных неподалеку от его дома в Гудауте. Интерес к международным делам появился еще в военные годы, и особенно развился в то трехлетие, которое Михаил провел в послевоенном Берлине. Там он познакомился и подружился с солдатами из армий союзников и в беседе со мной рассказал об атмосфере, царившей там после того, как стихли залпы войны.

«Мы были уверены, что новой войны больше не будет никогда, и не только мировой, а вообще никакой. За прошлую войну мы насмотрелись достаточно всего. Я знал канадских и американских солдат, и все они были сыты по горло боями с фашистами во Франции и Германии. Если бы тогда кто-либо заикнулся о новой войне, мы бы посчитали его фашистом. Зачем же тогда мы столько выстрадали, если нам предстояло воевать опять?! Так думал каждый из нас»,— заявил он в беседе со мной.

Михаил Чамагуа близко подружился с американским солдатом Йэном Липпманом. Помимо их боевого прошлого, друзей сближало и то, что оба принадлежали к национальным меньшинствам в своих странах. Народ Михаила Чамагуа в то время насчитывал около 80 тысяч человек. Сегодня абхазов более 90 тысяч. Йэн был негром из американских южных штатов. Долгие часы провели они вместе, обсуждая жизнь в обеих странах, сравнивая положение в них национальных меньшинств, к которым они оба принадлежали.

М. Чамагуа особенно хотел рассказать мне про Йэна еще и потому, что они вдвоем строили большие планы на будущее, но затем потеряли связь из-за «холодной войны». Михаил тогда мечтал стать журналистом, а Йэн после армии хотел стать профессионалом в американском футболе — у него было мало надежды получить высшее образование. Поскольку каждый был уверен, что США и СССР сохранят дружбу, родившуюся в военные годы, оба надеялись, что однажды Йэн приедет со своей командой в СССР, а Михаил поедет в США в качестве корреспондента, и их семьи тоже встретятся. Таким они представляли себе послевоенный мир...

«Мы полагали, что отношения между великими союзническими державами — СССР, Англией и США — во время войны являлись лучшим примером отношений между нациями, особенно с различным общественным строем,— вспоминал М. Чамагуа.— Ведь когда нужно было объединиться в борьбе против фашизма, мы забыли наши собственные разногласия и действовали совместно. Поэтому все мы думали, что если каждая из наших стран действи

тельно пожелает, то мы придем к общему согласию, и никому уже никогда не придется погибать на войне».

Мы беседовали об этом с Михаилом Чамагуа в 1982 году, и тогда он просил меня помочь ему найти его боевого соратника. Он надеялся, что мою книгу на английском языке прочтет кто-нибудь из тех, кто знает, где живет Йэн Липпман, и Михаил получит наконец ответ на свой вопрос, что думает Йэн о сегодняшнем мире. «Если Йэн не изменился со времен войны, он должен быть сейчас самым решительным сторонником мира,— считает М. Чамагуа.— Что думает Йэн о высказываниях своего президента насчет возможности ограниченной ядерной войны? О размещении в Европе американских ядерных ракет среднего радиуса, нацеленных на Советский Союз? Верит ли он в выдумки западной печати о «советской угрозе»? Думает ли он, что наш народ может сейчас помышлять о новой войне после всех страданий, перенесенных всего лишь несколько десятилетий назад? Я бы хотел вновь встретиться с Йэном Липпманом и рассказать ему правду о том, что и народ, и правительство нашей страны не хотят войны».

Хотя слабое здоровье иногда и подводит Михаила Чамагуа — у ветеранов войны это общая проблема,— он по-прежнему полон энергии и мыслей о будущем, которое, по его убеждению, будет мирным. Один из пунктов в его планах — написать пьесу об абхазском герое-революцио- нере Несторе Лакоба, а также завершить книгу, над которой он работает уже 15 лет, состоящую из бесед со всеми наиболее интересными престарелыми жителями Абхазии, включая тех, кому уже минуло сто лет. Михаил Чамагуа также планирует попробовать себя в кино. «Я мечтаю создать,— сказал он в заключение,— сценарий фильма по моей книге «Иван-абхазец». Мне хочется, чтобы мой фильм отличался от абхазских и всех остальных фильмов о войне».



О Баграте Шинкубе мои абхазские друзья рассказывали мне неоднократно. Имя этого известного поэта и прозаика, автора романа «Последний из ушедших», не раз упоминалось и в других беседах. Однажды я даже видела эту книгу в общежитии МГУ, где жила моя подруга — студентка из Абхазии.

Но прочитать роман довелось, лишь когда мне буквально навязала его одна моя новая знакомая во время предпоследней поездки в Сухуми. Эта женщина еще не знала, что я пишу книгу об Абхазии и что уже тогда я познакомилась со многими из абхазских традиций, с историей Абхазии. Она просто приняла меня за одну из почти двух миллионов отдыхающих, ежегодно приезжающих на здешние курорты в надежде если и не продлить свою жизнь, проведя отпуск на земле долгожителей, то хотя бы получить новый заряд энергии на ближайший год. Перед этим моя знакомая сама прочитала эту книгу и считала, что «Последний из ушедших» — лучший рассказ об истории ее родного края. Мне она сказала, что роман настолько интересен, что русский перевод в 336 страниц она прочитала почти не отрываясь, и заверила, что меня ждет то же самое...

Моя знакомая была не абхазского, а русско-армянского происхождения, и я серьезно отнеслась к ее рекомендации, считая, что если даже она, прожившая все свои 50 лет среди абхазов, считает, что это не только познавательный рассказ о традициях и истории абхазского народа и его соседей — убыхов, но и великолепно написанный исторический роман, то я тоже найду в нем что-либо новое для себя. Мне также хотелось уяснить, как писать книгу об одном народе, чтобы вызвать столь глубокое чувство уважения к нему среди людей других национальностей.

Я не была столь наивной, чтобы думать, будто такую книгу можно легко купить в местном книжном магазине. Моя знакомая сказала, что все издания русского перевода романа были распроданы почти моментально. Разошлось уже полмиллиона экземпляров, но и это количество не смогло удовлетворить спрос советских читателей. Что же сделало книгу о прошлом такого малочисленного народа столь популярной по всей стране?

Я взяла на время у моей знакомой эту книгу и вскоре поняла, в чем причина ее популярности. Она написана настолько захватывающе, что невозможно было оторваться до самого трагического конца, где описывается, как погибает целый народ. Не тронуть читателя такая судьба просто не может...

В гостинице я провела бессонную ночь, читая эту книгу, а закрыв последнюю страницу, обещала себе, что найду Баграта Шинкубу и, если он уделит мне немного времени, задам ему все возникшие у меня при чтении вопросы.

Мои поиски продолжались совсем недолго, так как в Абхазии Б. Шинкубу знают все. Тем временем я установила, что писатель 21 год был председателем Президиума Верховного Совета республики. В 1978 году в возрасте 61 года он ушел на пенсию, но все еще продолжал работать консультантом абхазского парламента по вопросам литературы и искусства. Как депутат Верховного Совета СССР, Баграт Шинкуба вместе с другими избранниками абхазского народа по-прежнему представлял свою республику в Москве.


Б. Шинкуба ведет прием избирателей по личным вопросам по понедельникам и вторникам. Я выбрала вторник и пошла к нему в здание Верховного Совета Абхазии. Когда ушел последний посетитель, я вошла в кабинет и сказала, что хочу побеседовать о его жизни и литературной деятельности. У писателя в тот день других дел не было, и он с удовольствием согласился принять меня.

Мы сидели друг против друга за небольшим столиком в комнате с лепными украшениями на потолке. В прошлом это была гостиная богатого дореволюционного особняка. Я заметила, что перед моим приходом он готовился читать гранки книги, написанной по-абхазски. Б. Шинкуба — активный политический деятель, ведущий член местного отделения Союза писателей, консультант молодых писателей республики — находит время писать книги!

Б. Шинкуба рассказал мне, что теперь, на седьмом десятке лет, он обращается совершенно к иным литературным темам, чем в свои молодые годы. «Сейчас моя поэзйя содержит больше моих философских взглядов на жизнь, на будущее человечества и моего народа,— пояснил Б. Шинкуба.— Я думаю, что эти темы более глубоки, историчны, в них — обобщение моего жизненного опыта».

Баграт рос в бедной крестьянской семье в селе Члоу, расположенном на территории избирательного округа, от которого писатель избран депутатом в Верховный Совет СССР и в котором живут некоторые долгожители, описанные в этой книге. Родился Б. Шинкуба в 1917 году, за четыре года до установления Советской власти в Абхазии.

— Жизнь крестьянства была в то время гнетущей,— сказал Шинкуба.— Никто тогда и понятия не имел о библиотеке или о курорте. В те дни абхазы, приветствуя друг друга, желали: «Вернуться тебе после дороги!» А дороги тогда действительно были опасными. На горных тропах можно было столкнуться с грабителями или стать жертвой междоусобиц, в которых иногда погибали целые семьи.

В доме родителей Баграта часто бывали гости. Долгими зимними вечерами друзья его деда и отца и соседи собирались вокруг очага и рассказывали бесчисленные истории из своей жизни, легенды, пели старинные песни.

— Из этих песен и рассказов я черпал мои первые представления об окружающем мире и познавал законы чести,— продолжал Б. Шинкуба.— Я бывал с родителями и в домах других людей, где даже нежданного гостя в любое время дня и ночи встречали с открытой душой, с улыбкой, подавали лучшую еду, предоставляли лучшее место для ночлега.

Баграта воспитывали все взрослые члены семьи — отец, мать, дед, бабушка, но больше всех внимания уделял ему дед, поскольку Баграт был единственным мальчиком в семье. Он родился, когда у отца с матерью было уже четыре дочери, и поэтому считался их единственным наследником.

— Дед был очень строг,— сообщил Шинкуба.— Когда он был рядом, мой отец, казалось, не замечал меня, но когда мы с отцом возвращались в нашу половину дома, он с нежностью беседовал со мною и рассказывал мне разные истории. Моя мать была женщиной мягкой, она всегда беспокоилась, как бы со мной не случилась какая-нибудь беда. Когда дед учил меня стрелять из ружья, она в страхе закрывала глаза.

С раннего детства Баграта учили уважать старших и всех людей вообще.

— Уважение старших считалось абсолютно необходимой чертой характера каждого ребенка,— акцентировал он.— После обеда мы, дети, должны были постоять по крайней мере в течение получаса. Дед почему-то считал, что это улучшает фигуру. Когда мне было четыре или пять лет, он подарил мне маленький кинжал, чтобы я всегда носил его на поясе. Потом дед учил меня владеть саблей и стрелять, а когда мне уже было семь-восемь лет, учил ездить верхом. Дед был очень требовательным учителем, и он настаивал, чтобы я соблюдал все обычаи.

Уважение к старшим — это тоже обычай, поэтому я спросила Баграта, как он относится к мнению некоторых ученых о том, что уважение, проявляемое к абхазским старикам, помогает продлению их жизни. Мой собеседник полностью с этим согласился. Его дед прожил сто лет, он умер в 1927 году, и будущий писатель провел большую часть детства рядом с этим многоопытным человеком. Баграт Шинкуба подчеркнул, что воспоминания о детстве, проведенном с дедом, вдохновили его на создание второй повести «Рассеченный камень», которая тогда была издана только на абхазском языке.

Я полагала, что название повести символично, и спросила, что оно означает и о чем идет речь в новой книге. Писатель пояснил, что в окрестностях его родного села Члоу лежит большой камень, расщепленный на две равные части. Согласно легенде, абхазский Прометей — герой по имени Абрскил — сражался с врагами своего народа на земле и на небесах. Это он рассек своим мечом камень, который сбросили в него слуги разгневанного божества. Камень в Члоу и подсказал писателю название повести.

В «Рассеченном камне» Б. Шинкуба описывает свое детство, когда, казалось, в Абхазии сама эпоха раскололась, как этот камень, на две половины.

— В первые годы Советской власти все старое, все ненужные традиции отмирали мучительной смертью,— объяснил писатель.— Это были традиции, рожденные веками угнетения народа абхазскими и иностранными феодалами. Должны были отмереть и социальные пороки — спутницы угнетения: нищета и безграмотность. Новое утверждалось в нашей жизни медленно, но верно.

В молодости Б. Шинкуба ощущал происходящие вокруг него изменения не так остро, как впоследствии, уже став взрослым, вспоминая о прошлом, обсуждая его с многими стариками, очевидцами событий того времени. Писатель воссоздал в повести детство крестьянского мальчика, проходившее в период, когда, по словам Б. Шинкуба, время было «расколото надвое» социалистической революцией в России.

В одной из глав повести есть рассказ об отношении абхазов — земляков Шинкубы к религии. Он описывает, как жители села посещали и христианскую церковь, и мусульманскую мечеть, ибо не были приверженцами ни одной, ни другой религии. Б. Шинкуба подчеркнул, что в народе наиболее сильными были языческие верования. Он помнил, как весной или ранним летом его дед руководил ритуалом жертвоприношения скота богам, чтобы те послали крестьянам хороший урожай.

Б. Шинкуба считает, что для народа было совершенно естественным в большей степени полагаться на божества природы, чем на каких-то чуждых им богов других религий, навязанных абхазам иностранными захватчиками.

— И это вполне понятно, потому что благополучие наших предков полностью зависело от сил природы,— пояснил Шинкуба.— Абхазы упорно отвоевали у гор небольшие участки земли и возделывали их. Они жили в страхе перед обвалами, которые уничтожали их посевы: они то с нетерпением ждали благословенного дождя, то с отчаянием наблюдали, как дождевые потоки уносят почву.

В наше время коллективные хозяйства абхазов при поддержке государства служат им более прочной защитой от капризов природы.

Родина Б. Шинку бы село Члоу сейчас, как я убедилась, уже совсем не похоже на прежнее царство бедности, в котором он родился. К услугам 4 тыс. жителей — магазины, кафе, детский сад, средняя и музыкальная школы, Дом культуры.

Но быстрый рост благосостояния жителей Абхазии, особенно в послевоенное время, породил новые проблемы. Как и многие другие абхазы, Б. Шинкуба считает, что некоторые старинные обычаи приобрели отрицательные черты.

— У нас всегда были многолюдные и веселые свадьбы,— говорил Шинкуба.— Молодежь демонстрировала на них свою удаль в различных соревнованиях, а старики — в ораторском искусстве. Гости танцевали, пели, шутили. Молодым дарили скромные подарки — что-нибудь для дома, украшения для невесты. Но в этой хорошей традиции появились и некоторые мелкобуржуазные аспекты. Вместо с умом подобранных подарков молодым порой дарят конверт с деньгами... Нет, не в наших традициях закатывать показные свадьбы, похороны, крупные застолья, которые превращаются в соревнования соседей, стремящихся показать, что угощение у них лучше, вина больше и что на свадьбе их детей больше гостей, чем было на свадьбе соседских детей.

В Абхазии принимают различные меры для решения этих проблем, порожденных ростом благосостояния людей, и Б. Шинкуба считает, что здесь поможет мудрость стариков, которые, по его словам, «более современны, чем некоторые молодые люди».

Когда я спросила Б. Шинкубу, как он начал писать стихи, он сказал мне, что все началось в годы учебы. Его дед, бабушка и родители так и не научились писать, поэтому

Баграт и его четыре сестры стали первым поколением грамотных людей в их семье. Сначала он ходил в школу-трехлетку в селе Члоу. Букварь Баграта, которым из-за нехватки школьных пособий он должен был делиться с другими детьми, был самым первым учебником в доме семьи Шинкуба. Раньше в нем была только Библия, которую никто не умел читать.

Затем Б. Шинкуба три года учился в педагогическом техникуме в Сухуми. Там он показал преподавателю абхазского языка свои записи народной поэзии и песен, сделанные еще в школе в Члоу. Преподаватель пригласил его на занятия студенческого литературного кружка. Свои первые стихи Б. Шинкуба писал, подражая народной поэзии и песням. Окончив техникум, он поступил в Сухумский педагогический институт на факультет абхазского языка и литературы.

В 1939 году он стал аспирантом Института языкознания Академии наук Грузинской ССР. Через несколько лет он защитил диссертацию по филологии. Б. Шинкуба признался, что в то время он написал всего один учебник абхазской грамматики для начальной школы и несколько научных рефератов.

— И это все мои достижения на поприще науки,— скромно отметил Шинкуба.— Все последующие годы я посвятил поэзии и политической деятельности. И только теперь, в конце жизни, я начал писать прозу. Я раньше думал, что у меня ничего не выйдет, что я не смогу писать прозаические произведения.

Становление Баграта Шинку бы как поэта и писателя проходило параллельно с развитием всей культурной жизни Абхазии. В конце 20-х годов в Сухуми открылся первый в республике профессиональный драматический театр. Его назвали именем первого абхазского драматурга Самсона Чанба. Теперь в Абхазии три театральных коллектива, они ставят пьесы на абхазском, грузинском и русском языках. Есть свои симфонический оркестр, профессиональный ансамбль долгожителей «Нартаа», танцевальная группа «Шаратын», различные другие музыкальные коллективы. В абхазской литературе появилось много новых имен. Республиканский Союз писателей одно время возглавлял Баграт Шинкуба.

Примерно в то время он и задумал написать свой роман «Последний из ушедших». На это ушло несколько лет, хотя фактически писатель готовился к этому всю жизнь.

Роман начинается с рассказа о том, как в 1940 году молодой абхазский лингвист Шарах Квадзба поехал в Турцию, чтобы найти кого-либо из тех, кто еще помнил язык убыхов, в надежде записать его, прежде чем он будет окончательно утрачен. В конце концов Шарах встречает столетнего старика-убыха, одного из переселенцев 1864 года. Царское правительство вынуждало убыхов либо переселяться в Турцию, либо спуститься с гор на равнинные земли, где власти могли бы легче контролировать жизнь этого воинственного народа.

Престарелый Зауркан Золак покинул родные земли в расцвете сил. Вместе с другими убыхами он поверил, что турецкий султан выполнит свои обещания и обеспечит им лучшую жизнь среди турецких братьев-мусульман. Золак был одним из наиболее сильных и мужественных телохранителей предводителя убыхов, и он помнил многочисленные подробности своей полной событиями юности. Этот древний старик в течение месяца подробно рассказывал ученому об истории убыхского народа, его обычаях, феодальной системе, во многом схожей с абхазской, об атмосфере и настроениях народа в тот момент, когда убыхи приняли решение всем народом эмигрировать в Турцию; о том, как кончали жизнь самоубийством или были убиты своими вождями те, кто противился переселению за море.

Затем идет рассказ о жизни обнищавших убыхов в Турции, где они попали в полную зависимость от местных феодалов, о том, как предали свой народ убыхские вожди, продавшиеся турецкому султану. Прошло время, и в живых осталось очень мало переселенцев, которые еще помнили то, что с ними произошло. Одни умерли от голода и болезней, других силой заставили служить в турецкой армии, и они пали в сражениях, защищая обширную, но уже распадавшуюся империю.

Второе поколение убыхов-иммигрантов постепенно отказалось от обычаев своего народа. Они жили в небольших поселениях и, не имея возможности открывать свои школы и организовывать другие очаги культуры, не смогли избежать ассимиляции. Столетний убых рассказывает обо всем этом в типичной восточной манере, вставляя в свою речь абхазские эпитеты. История жизни Зауркана Золака неотделима от истории исчезновения его народа на протяжении жизни всего лишь одного поколения, если, конечно, принять во внимание кавказское долголетие.

Я спросила Баграта Шинкубу, почему темой своего романа он избрал трагедию уже несуществующего народа.

— Такая же судьба могла постигнуть и абхазский народ,— ответил он.— Но к счастью, этого не случилось. В отличие от предводителей убыхов абхазские правители в 1864 году в большей степени обладали даром политического предвидения, чувством патриотизма. Они не поддались на уговоры турок пересечь Черное море и поселиться на «земле обетованной».

Для многих абхазских семей, которые во второй половине XIX века, поверив турецкому султану и его феодалам, покинули свою родину, эмиграция была равносильна гибели. Те, кто выжил, поселившись на бесплодных землях, страдали от жестокой эксплуатации и двойного гнета со стороны абхазских и турецких помещиков.

Дед Б. Шинкубы, ставший долгожителем, во время русско-турецкой войны 1877—1878 годов тоже едва не эмигрировал за море вместе со своими родителями. Он добрался с ними до побережья, но покинуть родину отказался. С детства Баграт помнит рассказы деда и других долгожителей села о тех днях, о гибели родителей деда и многих других родственников на чужбине вскоре после переселения.

— Помню, что меня охватывали такие же горестные чувства, как и моего деда, когда он рассказывал мне о событиях прошлого,— сказал Б. Шинкуба с волнением в голосе.— Я считаю, что подсознательно я всю свою жизнь готовился к этой книге.

Непосредственным поводом для начала работы над романом послужило сообщение о том, что в 1956 году норвежский ученый Ганс Фогт смог обнаружить в Турции всего 16 потомков убыхов, которые еще могли говорить на родном языке. Ученый записал этот язык, оказавшийся очень схожим с абхазским. Десять лет собирал Б. Шинкуба материалы о переселении убыхов в архивах, библиотеках, иностранных публикациях, переписывался с зарубежными исследователями, чтобы из отдельных фактов создать канву трагической истории, рассказанной нам столетним Заурканом Золаком. Работа над книгой продолжалась затем еще в течение восьми лет.

— У меня было достаточно информации, чтобы написать несколько томов. Но я сжал ее до одного — романа «Последний из ушедших»,— заметил писатель.

В наши дни 200 тысяч абхазов — потомков горцев, покинувших Родину в прошлом столетии,— продолжают жить в Турции и других странах Ближнего Востока. Б. Шинкуба много раз встречался с зарубежными абхазами. Первая из таких встреч произошла у него в бытность президентом Абхазии. Это были туристы из Турции, они хорошо говорили по-абхазски, одни чисто, другие с сильным турецким акцентом.

— В Турции абхазы, живущие в деревнях,— сказал Б. Шинкуба,— все еще помнят наши старинные традиции, но у них нет ни своих школ, ни университета, ни собственной письменности.

Восхищаясь собеседником, вложившим столько труда в создание замечательного романа о погибшем народе, я спросила его: что же думали туристы из Турции об Абхазии?

— Что они думали об Абхазии? — повторил Шинкуба мой вопрос.— Я задал гостям такой же вопрос, когда они сидели в моем кабинете. Слезы на их глазах были красноречивее слов, когда они вспоминали посещение наших абхазских школ и университета, а также сел, откуда были родом их предки и которые теперь стали зажиточными и совсем не похожими на те дореволюционные поселения, о которых им рассказывали их старики. В любом случае у зарубежных абхазов нет всего того, что мы здесь считаем само собой разумеющимся: школ, радио, телевидения, кинотеатров. И все это на родном абхазском языке. Среди абха- зов-эмигрантов многие молодые люди начинают забывать язык и национальные традиции.

Абхазская пословица гласит: «Теряющий родину — теряет все». Однако Б. Шинкуба не считает, что абхазы, живущие за рубежом, могли бы полностью ассимилироваться и забыть свой язык и культуру, как это случилось с убыха- ми. Одна из причин выживания абхазов заключается в том, что они с самого начала селились в Турции большими группами, в то время как убыхи были рассеяны по всей стране. Но самая главная причина, по его мнению, кроется в следующем: само существование древней родины являлось стимулом, вдохновляющим их на сохранение национального абхазского самосознания. Ни одного убыха не осталось на их прежней родине — к северу от Абхазии, где в настоящее время расположен один из наиболее известных в мире черноморских курортов.

В период эмиграции абхазы не имели своей письменности, но теперь она существует.

— После встреч с теми абхазами,— подчеркнул Шинкуба,— я могу с уверенностью сказать, что у них сохранилось огромное желание придерживаться национальной абхазской культуры. Они читают изданные у нас книги, а некоторые даже писали мне, что прочли мой роман «Последний из ушедших». Кстати, в Турции живет известный абхазский поэт Омар Бегуа, которому сейчас уже 80 лет. И почти во всех его стихах присутствует тема родины — Абхазии.

Иначе и быть не может, думала я, слушая рассказ Б. Шинкубы о потомках абхазских эмигрантов. Прошло всего 60 с небольшим лет, а в Абхазии уже давно покончено с эксплуатацией и нищетой. Ее народ бережно сохраняет и развивает свою национальную культуру, ту культуру, которая и будет определять мировоззрение долгожителей XXI века.