Забавные совпадения. ВАлшебные метаморфозы гугла

Просто то, что выдается сейчас родноверами за реальность - является соввременными бреднями, наверченными вокруг дошедших до нас "гибридных" праздников.
И вся эта ложь фабрикуется с целью доказать свою древность, избранность и трансцедентность. Вас не устраивают лесные сельскохозяйственные предки?)))

«Доброезжая пара, страшно измученная, и телега вся в грязи от глинистой дороги, наконец, остановились. Пустынный широкий двор, не засаженный во всю ширь ни кустом, ни деревом и лишь местами обнесенный перильчатой решеткой, принял нас на свою зеленую мураву.
Наше появление произвело обычное оживление. Парадное крыльцо с навесом, точь-в-точь как в тысяче других помещичьих усадеб того времени, распахнуло перед нами свои широкие сени. Деревянный, крашенный по тесу, дом с фасаду был предлинный и старинной постройки. Мы приехали».
Приехали! И вот уже навстречу автору приведенного выше отрывка — Николаю Бицыну — спешит сам хозяин усадьбы, Константин Сергеевич Аксаков...

В 1843 году его отец, известный русский писатель Сергей Тимофеевич Аксаков (1791 —1859), тогда уже немолодой, приобрел небольшое подмосковное имение Абрамцево Дмитровского уезда, на речке Воре,

В 1901 году она посетила Радонеж, сделала первый план и профиль городища, которое она определила, как средневековую крепость. Гендуне отметила также, что памятник имеет правильную треугольную форму, вал с напольной стороны выше и шире, чем с приречной, кроме того, напольная сторона имеет еще один внешний вал шириной 12 футов (3,65 метра) и высотой 8 футов (2,43 метра), культурный слой на самом городище уничтожен распашкой, а земство отвело эту территорию под кладбище, но при рытье могил, по словам священника, не встречались какие- либо находки. Ценно свидетельство Ю.Г. Гендуне о существовании невдалеке от села, на выгонах мелких курганов, «под которыми попадались человеческие кости и старые украшения». К сожалению, исследовательница по каким-то причинам не осуществила своего намерения — заняться в 1902 году раскопками этих курганов.

Таким образом, в дореволюционное время объектами археологических исследований в селе Городок были Радонежское городище, урочище Белые Боги, урочище Могильцы, курганный могильник. В первую очередь, конечно, был собран топонимический материал, сохраненный устной традицией XIX века, план, профили, наблюдения за слоем и укреплениями городища, сделанные профессиональным археологом. Было правильно определено городище Радонеж, как древнерусская крепость. Все это было важно и ценно, несмотря на незначительный объем археологического материала и полное отсутствие вещей.

Отвечая на письмо звавшего его в наполеновскую армию племянника графа Неселовского, Черноцкий писал, что приедет весной 1809 года «под стяги белых орлов, под приказания самого ума [Наполеона], чтобы служить любимой Отчизне»[2]. Письмо было перехвачено, и Адама арестовали и после допроса отправили в Петербург ? в Петропавловскую крепость. По решению суда был пожизненно определён в солдаты и отправлен в Омск. В 1811 году дивизию перевели в Бобруйск. Здесь Адам Черноцкий решил бежать: бросил одежду на берегу Березины, чтобы его посчитали утонувшим, пробрался в Варшаву и передал французам план Бобруйска. Его определили писарем батальонной канцелярии в корпус маршала Даву[3].

После поражения Наполеона Черноцкий скрывался на Волыни, взяв себе имя Доленга-Ходаковский. В усадьбе Тадеуша Чацкого в Порицке он познакомился с рукописными материалами по этнографии, фольклору и языку Литвы и Беларуси.

Особенную роль в судьбе Черноцкого сыграл князь Адам Чарторыйский, пославший его в Краковский университет знакомиться с польской исторической наукой. Некоторое время Доленга-Ходаковский провёл в Галиции, на Львовщине, в Киеве, Чернигове и Гомеле, занимаясь описание древностей и сбором фольклора.

Путешествовал по Польше, Галиции и Полесью. 14 декабря 1818 впервые в Белоруссии получил от Виленского университета открытый лист на право проведения археологических раскопок. Исследовал городища в Полоцке, Витебске, Турове, Бобруйском уезде, окрестности Бреста, Гомеля, Могилёва и деревни Старое Село Витебского повета, производил записи фольклора, местных диалектов, обрядов.

Получив в 1819 году от Адама Чарторыйского деньги и рекомендации к президенту Петербургской академии наук графу Сергею Уварову, отправился в Петербург, по пути останавливаясь в Рогачёве, Быхове, Витебске и других местах. Поездка в Петербург оказалась успешной: работы Зориана Доленги-Ходаковского вызвали интерес, Министерство просвещения финансировало его поездку по северо-западу России для сбора фольклора и осмотра исторических древностей.

Осенью 1821 года Доленга-Ходаковский поселился в Москве, где у него сложились дружеские отношения с Михаилом Погодиным, Петром Киреевским, Константином Калайдовичем, а также издателем «Московского телеграфа» Николаем Полевым. Зориан влез в долги и вынужден был переехать управляющим в село Петровское Тверской губернии, принадлежащее помещику Мацкевичу. Там он женился на своей служанке, пытавшейся потом продать его архив Николаю Полевому и другим.

На Руси колокола не сразу стали столь же распространёнными и ценимыми, как традиционные с давних времен била (бильца, клепала), представлявшие собой особые доски, в которые ударяли колотушкой (молотком, клепалом, током). К колоколам относились настороженно как к пришельцам с католического Запада. До 15 века в yставах Киево-Печерского и других монастырей на Руси звон в колокола не предусматривался. Преподобный Сергий Радонежский (1314-1392) также был противником колоколов, гулкий металлический звон которых резал слух, и первые колокола в основанном им Свято-Троицком монастыре были установлены только через 30 лет после его кончины.

Признав за колоколами известное право, била, стоявшие у истоков православного звона, ещё долго держались, особенно в монастырях и сельских храмах. Так, проведённая во второй половине 17 века (века расцвета колокольного искусства на Руси) перепись церковного имущества в Новгородской епархии показала, что в то время била использовались в подавляющем числе монастырей и храмов. К сожалению, традиции использования бил в церковной службе постепенно забывались и к 20 веку тонкости ремесла их изготовления и умения звона на них в России были практически утрачены за исключением некоторых монастырей и старообрядческих приходов на Алтае, в Сибири, Украины и других местах.

Производство колоколов на Руси прошло через те же этапы, что и на Западе. Сначала колокола лили монахи, но затем колокололитейное дело перешло к ремесленникам. Среди литейщиков, работавших на Руси, вначале было немало мастеров, выписанных великими князьями из западных стран. Но, начиная с 15 века, стали выдвигаться таланты и среди русских литейщиков.