Глава девятая. ИШИ — РЕМЕСЛЕННИК

Турникет, регистрирующий количество посетителей, отсчитывал числа, которые превышали самые смелые ожидания работников музея. В осенние дни в зале собиралось около тысячи человек, чтобы посмотреть на занятого своим ремеслом Иши. Он уже не испытывал страха перед толпой — он был у себя дома и имел определенные обязанности перед посетителями. Многие из них приходили в музей снова и снова и в конце концов становились его друзьями. Состав аудитории был самым различным. Частыми гостями были дети, читавшие «Последнего из могикан» Купера и историю войн и миграций народов своей страны. Мальчики всегда просили научить их обращаться с луком, рогатиной пли дробовиком. Приходили мужчины и женщины среднего возраста, большей частью семейные люди, менее любознательные, чем молодое поколение. Приходили и старики. Они, так же как и молодежь, были готовы часами сидеть возле Иши, наблюдая за его работой. По-видимому, интерес к прошлому проявляется у нас острее всего тогда, когда мы молоды и собираемся вступить в жизнь или же когда мы, приблизившись к ее концу, созерцаем и размышляем о непреходящих духовных ценностях.

Во всяком случае, люди, приходившие познакомиться с Иши, независимо от их возраста относились к нему достаточно серьезно и с большой симпатией. Когда Иши изготовлял орудие или добывал огонь с помощью примитивного сверла, каждый более или менее отчетливо сознавал, что у него на глазах возрождаются древнейшие ремесла человека и оживает его история. Весь долгий путь, который проделало человечество, подчас затерянный в тусклых сумерках истории, становился более освещенным и видимым. Человек — это мастеровой вселенной, создатель всех ценностей, и то, что производит рука одного человека, доступно пониманию другого.

Иши начал трудиться с первых дней своего пребывания в музее, добавляя к музейным коллекциям изготовленные нм самим копья, луки и стрелы. Скоро стало ясно, что запасы обсидиана, кремня, горного можжевельника и оленьих жил, которые хранились в музее, не могут удовлетворить ни Иши, ни публику. К тому же он очень придирчиво относился к качеству стекла и камня и употреблял только деревья определенного сорта.


Музей всегда старался обеспечить Иши необходимым сырьем. Судя по музейной корреспонденции, каждый, кто по тем или иным причинам выезжал в поле, привозил Иши новые запасы нужного ему материала. Если же никто не собирался в экспедицию, прибегали к помощи фермеров или топографов, живших в стране Лассен. И все-таки поставки едва удовлетворяли спрос.


Искусство изготовления орудий из камня и процесс добывания огня столь же древни, как и сам человек. Иши использовал те же самые материалы и создавал те же самые формы орудий, как и любой человек каменного века. Обычно он брал в качестве молотка-отбойника хорошо обкатанный водой тяжелый камень, который по своей форме и размерам соответствовал человеческой руке. Возможно, таким и было первое примитивное орудие человека. Для получения отщепов Иши прикладывал к обрабатываемому камню кусок крепкой кости с тупым концом. Ударяя по кости молотком-отбойником, он мог сделать несколько сколов, а потом изготовить орудие и из самого нуклеуса ^*.

_________
^*Нуклеус (от латинского «nucleus» — ядро, или ядрище) — часть каменного желвака. От него отбивались или отжимались отщепы или ножевидные пластины для изготовления каменных орудий. В различные эпохи древности формы нуклеусов варьировали: так дисковидные нуклеусы характерны для раннего палеолита; в позднем палеолите были распространены пирамидальные и другой формы нуклеусы.

Иши умел шлифовать камень и из кусков базальтовых скал делал ступки и пестики, такие же, как те, в которых женщины его племени толкли желуди и семена. Однако он никогда не занимался этим в музее. Для своих собственных нужд он изготовлял скребки и ножи из кости, обсидиана или сланца с деревянными рукоятками. У него под рукой всегда было несколько пластин из обсидиана или халцедона с острым режущим краем, набор колющих орудий и пластинка для растирания краски. Предметы, которые он собрал в первые недели своего пребывания в музее, напоминали те орудия и украшения, которыми он сам когда-то пользовался: костяные иглы разных размеров, костяной наконечник для гарпуна, скребки, подвески и бусы, сделанные из раковин.

На родине Иши запасы пищи хранились в громоздких корзинах, сплетенных из корней сосны. Для приготовления пищи служили тонко сплетенные корзины, обложенные кусочками коры, а корзины из трав употреблялись для самых различных целей. Плетение корзин издавна считалось женским делом, поэтому Иши никогда не занимался им в музее. Зато он сам плел веревки из конопли и молочая. Они получались настолько прочными, что с их помощью можно было подниматься по отвесным скалам. Он делал и менее прочные веревки, и тончайшие нити из оленьих жил, предназначавшиеся для шитья и изготовления тетивы лука. Иши всегда вздыхал над этой работой: она была не только утомительной, но к тому же и не мужской. Мужчина должен был знать и выполнять все операции, связанные с охотой,— изготовление копья и гарпуна, лука и стрел, сети и силков. Женщины не могли вмешиваться в область войны и охоты.

Материалом для массивных орудий Иши служил базальт. Другие племена делали их из гранита. Во всяком случае, это должен был быть камень, легко поддающийся шлифовке. Но из такого камня никогда не сделаешь режущего орудия. Для этой цели чаще всего использовался один из силикатов: кремень, встречающийся почти всюду на земном шаре, или обсидиан, черное, аморфное и непрозрачное вулканическое стекло, образующееся в недрах земли. Ножи, наконечники и другие виды тонко обработанного и режущего оружия изготовлялись не только из кремня и обсидиана, но и из их соединений: сланца или халцедона. В Калифорнии были огромные залежи обсидиана в районе Шасты, Клир-Лейк, Напо-Валли и Моно-Лейк. Почти все индейские племена употребляли его более охотно, чем кремень. Те племена, которые не располагали запасами обсидиана, выменивали его у соседей.

Во время сеансов в музее Иши больше всего любил показывать обработку обсидиана. Правда, он делал наконечники стрел из кремня, агата, обычного стекла и даже из коричневатых пивных бутылок и молочно-голубых бутылок из-под магнезии. Страна яна не имела своих запасов обсидиана или кремня. И когда Иши, скрываясь в горах, не мог выменивать его у соседних племен, он бродил вдоль тропы Лассена и осматривал бывшие лагеря эмигрантов в надежде найти пустые бутылки. Захаживал он и в хижины охотников и фермеров, расположенные по Милл-Крику и Дир-Крику. Схватив драгоценную ношу, Иши сразу же пускался обратно, чтобы успеть до рассвета вернуться к себе домой. А потом на досуге он превращал грубые куски стекла в нужные ему предметы.


Посетители музея никогда не видели первого этапа обработки обсидиана, заключавшегося в расщеплении цельного и довольно тяжелого куска камня величиной с небольшой каравай хлеба на ряд более мелких отщепов. Если Иши хотел изготовить большой наконечник для копья или нож, он брал свой костяной от- жимник и, прикладывая его к глыбе обсидиана, ударял по нему молотком-отбойником, откалывая отдельные пластины и не разрушая всего куска. Если же ему нужны были небольшие кусочки обсидиана для наконечников стрел, он просто ударял молотком по камню. И в том, и в другом случае во все стороны летели брызги стеклянных осколков. Это была очень опасная процедура, и Иши облегченно вздыхал, закончив ее.

Вся остальная работа делалась на глазах у публики — опасность не угрожала больше никому, кроме самого мастера. Для дальнейшего изготовления наконечников Иши использовал кремневый резец, вероятно первое орудие, служившее для изготовления орудий, орудие-посредник, начало начал всей индустрии. Резец состоял из прямой деревянной рукоятки, длина которой равнялась расстоянию от локтя Иши до кончика среднего пальца. На конце рукоятки был укреплен кусок оленьего рога, не слишком острый, но и не слишком тупой. Прижав рукоятку правым локтем к ребрам, Иши придавал ей устойчивость и сообщал силу. Правой рукой он крепко держал резец почти у его основания, а в левой руке, обернутой в двойной слой оленьей кожи, была зажата заготовка из обсидиана, предназначенная для окончательной обработки. Это была пластина от двух до четырех дюймов длиной, от двух до полутора дюймов шириной и толщиной в четверть дюйма. Иши держал ее вертикально по отношению к резцу. Окончательная обработка осуществлялась так: Иши едва заметным движением нажимал на резец. Давление передавалось на нижний край необработанной пластины в направлении книзу и наружу. Сила давления постепенно увеличивалась, через некоторое время раздавался едва слышный щелчок, и небольшой кусочек обсидиана отделялся от пластины, оставляя на ее поверхности полукруглую лунку в диаметре от одной шестнадцатой до половины дюйма. Иши продолжал выделывать орудие, поворачивая пластину разными сторонами и отделяя один скол за другим.

Постепенно размеры чешуек становились все меньше и меньше. Иши всегда следил за красотой формы своего будущего орудия и старался использовать естественный рельеф камня. Когда наконечник копья или стрелы приобретал заостренную форму, Иши переходил к более тонким инструментам, чтобы не сломать изделие при дальнейшей обработке.

Иногда случалось, что во время работы осколок стекла попадал Иши в глаз. Тогда он указательным пальцем левой руки оттягивал нижнее веко, а правой рукой изо всех сил хлопал себя по макушке. Казалось, это помогало. Чтобы закончить наконечник, Иши снова и снова возвращался к его краям, они становились все более зазубренными и острыми. Обработка всегда велась в направлении от острия к основанию. Он делал наконечники разных размеров, в зависимости от того, для какой цели они предназначались, но все они отличались изяществом и остротой режущего края. На обработку одного наконечника у Иши уходило около получаса. Это была трудная и очень утомительная работа. Иши сидел не меняя позы и ритмично нажимал на рукоятку. Кроме того, это была и очень точная работа — чтобы придать изделию симметричную форму, нужно было давить на резец с одной и той же силой и сохранять постоянный угол наклона резца.

Способ добывания огня, практикуемый Иши, был древнее не только кремней и спичек, но и многих с виду простых, а на самом деле хитроумных изобретений, благодаря которым человек оказывался сильнее своих сородичей, но в то же время и помогал им. Уотермен под руководством довольного Иши несколько раз пробовал добывать огонь. Ободренный удачей, он объявил своим студентам в Беркли, что ни один из них не будет переведен на следующий курс, если не сможет успешно повторить этой операции. Потом, переоценив свои силы, Уотермен решил показать процесс добывания огня своим заинтригованным слушателям. Демонстрация состоялась в старом лекционном зале, где обычно читался курс химии, и нельзя сказать, чтобы она удалась. На этот раз Иши не было, и дело без него не ладилось. Уотермен разогрелся быстрее дерева. Он снял сюртук и жилет, стараясь изо всех сил. Но тоненькая струйка дыма была единственной наградой за его труд. Публика громко аплодировала. Вместе с не- появившейся искрой погасло желание экзаменовать студентов.

Всем хорошо известен миф о том, что огонь можно зажечь с помощью трения двух палочек друг о друга. Люди никогда не добывали огня таким способом. Кроме того, принято думать, что секрет получения огня целиком зависит от некоторых сортов древесины. Способ, которым пользовался Иши, был одновременно и проще, и сложнее того, что рисует воображение. «Огневое» сверло Иши состояло из двух частей: верхней и нижней, мужской и женской, как он их называл. Нижняя часть, или собственно очаг, представляла собой плоский кусок дерева, который был несколько мягче, чем древесина сверла. Лучше всего для этой цели подходили ива или кедр, не очень старые и хрупкие, хорошо высушенные и выдержанные. На этой поверхности ножом из обсидиана вырезывалось или выдалбливалось одно или несколько отверстий, глубиной до четверти дюйма, и желобок, идущий от углубления к краю очага.

Собственно сверло, или верхняя часть этого инструмента, представляло собой обычную круглую деревянную палку. Она точно соответствовала углублению нижнего отдела, а по длине равнялась древку стрелы. Один конец этой палки был несколько толще. Обычно Иши брал для сверла древесину каштана, но с равным успехом в дело мог идти дуб или другая твердая порода дерева. Это сверло позволяло сконцентрировать все усилия на небольшом участке, так как только таким образом человеческая рука может произвести достаточное трение и превратить движение в тепло.

Подготавливаясь к добыванию огня, Иши брал измельченное и высушенное гнилое дерево, семена чертополоха или кусочки ивовой коры и устилал ими желобок и землю в том месте, где желобок кончался. Потом Иши садился на корточки, придерживая нижнюю часть сверла пальцами ног или коленями, и помещал более толстый конец древка в одно из углублений. Второй конец он зажимал между ладонями и начинал двигать ими взад и вперед. С каждым движением сверло вращалось то вправо, то влево, а руки Иши с силой нажимали на вращающуюся палку, как бы вдавливая ее в углубление. Постепенно маленькие частички дерева отделялись от его стенок, превращались в мелкие опилки и порошок, который начинал темнеть и немного дымиться, все более напоминая древесный уголь. Вскоре опилок становилось так много, что они начинали заполнять желобок и дымились все сильнее и сильнее. Иши был уже близок к цели, руки его двигались с молниеносной быстротой, палка бешено вращалась. И вот наконец крошечная искорка внезапно проскальзывала в потемневшем и истолченном дереве. Она образовывалась не на дне углубления — там было слишком много опилок, а в желобке и перебиралась оттуда на землю. Иши осторожно добавлял к кучке загоревшегося дерева травы и стружек и раздувал еще слабое пламя. Так он добывал огонь.


Нечего и говорить, что успех этой операции целиком зависел от умения и терпеливости человека. Сверло нужно было все время вдавливать в очаг, для чего требовались сила и координация движений. С другой стороны, слишком большое давление на палку могло быстро утомить работника, и в решающий момент у него не осталось бы сил, чтобы добиться искры. Кроме того, во время работы руки все время соскальзывали вниз по древку сверла, и их приходилось мгновенно поднимать наверх, чтобы не успели остыть трущиеся поверхности. Смена рук в тот момент, когда должна появиться искра, могла погубить всю работу. По- видимому, это и случилось с Уотерменом.

Мастерство приходило с опытом. Дерево неохотно рождало огонь, его еще надо было «вынянчить» и «выпестовать». Спешка, суетливость и резкость движений, так же как равнодушие, усталость или только минутный подъем, ни к чему не привели бы. Сила и ритм, сочетавшиеся у Иши с терпением, настойчивостью и аккуратностью, давали желаемый результат.

Мог ли Иши добыть огонь во время ливня вдали от своей хижины? Без сверла — едва ли. Мокрые деревья и ветви были настолько же непригодны к употреблению, как и влажные спички. Правда, где-нибудь под уступом скалы он мог вырезать подходящие сухие куски из сердцевины дерева. Но в этом, наверное, никогда не было необходимости. Иши обращался со своим сверлом так же бережно, как заботливый охотник, который всегда хранит коробок со спичками в клеенке. Выходя из дому в дождливую погоду, он заворачивал сверло и кусочки сухого дерева в оленью шкуру, так что он мог разжечь огонь в любую минуту.

Столь подробные описания обработки кремня и обсидиана, а также добывания огня, на наш взгляд, заслуживают внимания — человечество уже давно забыло о существовании этих ремесел. Разве что какой-нибудь археолог попытается на досуге воссоздать их, чтобы лучше понять процесс изготовления орудий или доказать себе, что и он способен овладеть древней техникой. Подобно ему специалист по текстилю, изучающий доисторическую ткань, никогда не даст окончательного суждения о ней, пока он сам не сможет ее выткать.

Иши, как и другие люди каменного века, много занимался рыбной ловлей. В отличие от стрельбы из лука, которая в современном обществе сведена до уровня развлечения, рыбная ловля со времен каменного века по существу претерпела очень мало изменений. Плотина, сеть, невод, крючок, леска, удочка и гарпун известны человечеству с незапамятных времен. Иши ловил рыбу в небольших речках и ручьях, где водился лосось. Он знал, как пользоваться сетью и неводом, но не употреблял их потому, что они выдали бы его присутствие. Форель и другую мелкую рыбу он ловил на крючок с помощью волосяных силков или глубинной сетью. Лосося он ловил двузубым гарпуном, зубья которого были сделаны из кости или рога. На их концы надевались съемные зубцы с прикрепленной к ним леской, чтобы вывести загарпуненного лосося.


Иногда Иши пользовался гарпуном как копьем. В музее хранится колчан, сделанный им из целой шкурки выдры, на голове которой видны следы его гарпуна. Для охоты с гарпуном Иши залезал на большой камень посредине реки. Так он лучше видел добычу и бил более уверенно, чем с берега.


Сегодняшний рыболов, сидящий вдоль рек Милл-Крик и Дир-Крик с нейлоновыми лесками в руках, стальными крючками и современными приманками, без труда сменил бы всю свою амуницию на набор рыболовных принадлежностей Иши и вернулся бы домой с неплохим уловом, который он, кстати сказать, мог бы принести в одной из плетеных корзин Иши. А Иши едва ли понадобились какие-либо инструкции, чтобы овладеть снастями современного человека. Ни одно другое занятие так не сближает нас с нашими древними предками, как рыбная ловля.

В противоположность рыбной ловле охота древнего человека не имела ничего общего с современной охотой. В наши дни люди занимаются охотой ради спорта, их интересует не дичь, которую они убивают, а само убийство. Для Иши охота была жизнью — ведь ни один волосок убитого животного не пропадал даром. Индейцы жили в тесной связи с природой, они любили животных, хорошо знали их повадки. Мифология американских индейцев утверждала, что люди, прежде чем они приняли свой человеческий облик, были животными,— таким образом, в несколько буквальном смысле в ней трактовалось биологическое единство человека с остальным животным миром. Эта система представлений проникнута любовью ко всему живому и, следовательно, предотвращает напрасное убийство.

Стрелок должен был хорошо владеть луком и знать, по крайней мере немного, технику стрельбы. Ведь лук не терпит такого небрежного и невежественного обращения, как его современный эквивалент — ружье. Когда-то, в первобытный период истории, лук был распространен почти на всех континентах и островах, за исключением Австралии и Полинезии, как средство ведения войны и охоты. Конечно, луки различных народов отличались по форме и орнаменту и по методам натягивания тетивы, но повсюду мастерство владения луком рассматривалось как искусство — трудное, почетное и благородное, а само изготовление лука было окружено целым рядом формальностей и запретов.

Яхи в этом отношении не отличались от других народов. Иши научил своих друзей стрелять из лука, показывал им, как он делает лук и стрелы, а впоследствии брал их с собой на охоту. Иши был опытным охотником: он заманивал свою добычу с бесконечным терпением и изобретательностью и всегда подходил к ней очень близко. Иши-охотник сочетал в себе качества умелого мастерового и артиста. В музее Иши, охваченный стремлением к экспериментированию, пробовал изготовлять луки из разных пород деревьев. Но для охоты он всегда делал луки из горного можжевельника. Он выбирал дерево и ветку для будущего лука, отрезал ее и намечал основные контуры лука. У него уже были «лицо» и «спина»,- и лук должен был «лежать» и «стоять» в соответствии с положением этих частей. «Лицо» находилось на ближнем к стволу конце ветки и составляло верхнюю часть лука, а заболонь всегда была «спиной».


Изготовляя лук, Иши соразмерял его величину с размерами тела охотника, для которого он предназначался: рост этого человека и длина его руки должны были определенным образом соответствовать длине и толщине лука. Длина лука равнялась расстоянию от правого бедренного сустава до кончиков пальцев левой руки, вытянутой вперед на уровне плеч; это расстояние измерялось всегда у стоящего человека. У Иши оно составляло четыре фута два дюйма. Толщина лука определялась размерами кисти, ширина большого лука равнялась четырем пальцам, а легкого охотничьего лука — трем пальцам.

Процесс изготовления лука отличался большой сложностью, и, наблюдая его, друзья Иши постигали тайны культуры неолитической эпохи. Отрезанная от дерева ветка с намеченными на ней частями будущего лука помещалась в теплое и сырое место, где она должна была лежать «лицом» вверх в течение довольно долгого времени. Вообще, лук всегда надо было держать «лицом» вверх, особенно во время стрельбы, иначе охотник мог промахнуться. Когда Иши принимался за изготовление лука, в дело шел весь арсенал кремневых и обсидиановых ножей и резцов. Окончательная отделка осуществлялась с помощью песчаника. Луки Иши имели красиво очерченные загнутые линии и были удивительно симметричны. Добивался он этого очень просто: прежде всего он обрабатывал их концы над раскаленным камнем до тех пор, пока дерево не становилось гибким и податливым. Потом с помощью своего колена, обернутого куском оленьей кожи, он придавал дереву нужные очертания и ждал, пока оно остынет.

Для того чтобы укрепить лук и изготовить тетиву, Иши нужны были сухожилия. Он доставал их из задней ноги оленя. Вытащить их оттуда, разодрать, промочить, разжевать и приделать — все это было трудным и долгим делом. Более длинные сухожилия приобретали вид пергаментных полосок и могли идти в работу. Иши подклеивал их к луку, одну полоску за другой, чтобы придать ему упругость и силу. У себя на родине он сам изготовлял клей, вываривая чешую лосося. Более мелкие сухожилия голени Иши снова и снова протаскивал через зубы, пока они не становились тонкими, как шелковая нитка. Потом он свивал их в одну нить.

Однако, прежде чем натянуть тетиву, Иши снова откладывал свой лук, давая ему в течение нескольких дней и даже недель полежать на солнце. И наконец, наступало время окончательной полировки, отделки и натягивания тетивы.

В верхней части, лука Иши делал зарубку и обматывал вокруг нее тетиву. Затем, по описанию Поупа, он присаживался и зацеплял верхний конец лука за левую пятку, «живот» лука был повернут к нему, рукоятка находилась на уровне правого колена, а нижняя часть торчала вверх и была зажата в левой руке Иши. В этом положении он сгибал лук и закреплял тетиву вокруг нижней зарубки. При правильных соотношениях между длиной и толщиной лук имел форму идеальной дуги и натягивался на длину в двадцать пять дюймов.

Обычно Иши завертывал лук в оленью шкуру, однако он считал, что настоящий чехол должен быть сделан из хвоста пумы. Он строго следил за тем, чтобы его лук лежал, а не стоял. Стоящий лук продолжает работать — «он потеет и теряет силы, когда в этом нет необходимости». Иши проверял состояние «здоровья» лука, пощипывая пальцами тетиву: здоровый лук издает высокий, музыкальный звук. Если же звук глухой и мертвый, значит, лук болен. Может быть, к нему прикасалась женщина. Иногда Иши подносил лук к губам и, похлопывая по нему рукой, наигрывал нехитрую мелодичную песенку, дополнявшую его рассказ. Он любил свой лук больше всего на свете.

Стрелы Иши обычно делал из тонких прямых побегов орешника. Так же как и лук, они должны были лежать в течение некоторого времени «лицом» вверх. Иши всегда работал сразу над пятью стрелами, одновременно производя над ними различные операции. Закончив одну пятерку и отложив ее в сторону, он мог приниматься за следующую. Веточка орешника, которой предстояло стать стрелой, проделывала долгий путь: прежде всего Иши очищал ее от коры, потом выравнивал и выпрямлял, обкатывая на раскаленных камнях, затем сглаживал песчаником и придавал ей блеск. Длина стрелы должна была равняться расстоянию от основания грудной клетки до кончика указательного пальца левой руки, вытянутой, как при стрельбе из лука,— двадцать девять дюймов для Иши.

Иногда Иши делал составные стрелы с древком из более тяжелого дерева. Для того чтобы соединить обе части такой стрелы, Иши брал кусок заостренной кости, ставил его на землю и, придерживая ногами в вертикальном положении, помещал сверху самое стрелу. Вращая ее между ладонями, он просверливал небольшое отверстие, глубиной до одного дюйма. Потом он вырезал выступ на конце древка, соответствовавший отверстию, вставлял туда стрелу и заливал место соединения смолой или клеем.

Иши всегда разрисовывал свои стрелы двухцветным кольцевым орнаментом, но эта работа доставляла ему гораздо меньше удовольствия, чем процесс оперения стрел. Больше всего ценились перья орла, а потом уже перья сарычей, соек и других птиц. Иши прикреплял по три пера к каждой стреле, причем брал их из одного крыла — этот обычай соблюдается всюду у стрелков из лука. Угол наклона перьев к древку отражался на полете стрелы. Иши всегда прикреплял перья под острым углом, тогда как более обычным был прямой угол. В результате стрелы Иши лучше вращались и более метко поражали цель на близком расстоянии, однако проигрывали в скорости и дальности полета.

Колчан, которым Иши пользовался вплоть до того дня, когда топографы разорили деревню Вовунупо, теперь находится в музее. Он был сделан из целой шкурки выдры, мехом наружу и служил не только для стрел, но и для лука. Иши надевал его через левое плечо и носил на спине.

В набедренной повязке с колчаном через плечо Иши отправлялся на охоту. Он бесшумно двигался через кустарник, пока не выходил на небольшую полянку. Здесь он останавливался, вынимал из колчана лук, пробовал тетиву и, если нужно, поправлял ее. Потом он брал несколько стрел и зажимал их под мышкой — в таком положении они не мешали стрельбе, и в то же время он мог в любую минуту достать их. Услышав шорох или почуяв запах какого-нибудь зверя, он ждал, укрывшись в кустарнике или за скалами. Он мог ждать часами, считая, что не нужно бегать от верной добычи. Как каждый охотник, Иши должен был узнать о присутствии зверя раньше, чем тот почует его. Зрение, обоняние, слух — все его чувства, казалось, выслеживали ничего не подозревавшего зверя. Если это был кролик, то Иши, не выходя из засады, подносил два пальца к губам и издавал мягкий причмокивающий звук, похожий на жалобный крик кролика. Зверек должен был обязательно откликнуться на этот призыв. Однако Иши знал, что он может встретиться и с более крупной дичью: дикая кошка, пума, койот или медведь не прочь были поживиться легкой добычей. В репертуар Иши входили голоса многих зверей и птиц: он мог подражать крику перепела, писку серой белки, кличу диких гусей. Он бил птиц на лету и стрелял в бегущего зверя, но все- таки предпочитал неподвижную цель, находящуюся на близком расстоянии. Птиц и кроликов он часто бил с пяти ярдов, но иногда стрелял в них с сорока ярдов. Звери никогда не подозревали о присутствии Иши, даже если его стрела чуть не задевала их. Ведь лук — бесшумное оружие, а Иши, соблюдая осторожность, всегда вставал так, чтобы находиться от своей добычи с подветренной стороны. С помощью нехитрой имитации Иши возбуждал в животных любопытство и заинтересованность, заманивал их и превращал в неподвижные мишени. Эта простая техника уже недоступна современному охотнику — звуки выстрелов подавляют все эмоции животных, уступая место одному чувству — ужасу. Иши или какой-то другой одинокий охотник, вооруженный луком, не нарушали гармонии лесной жизни,— конечно, они были врагами животных, но не более чем скунс для перепела, койот для кролика или пума для оленя.

Иши никогда не относился к охоте как к развлечению и не прикасался к своему луку без соблюдения традиционных обрядов. Охота на оленя требовала выполнения еще более строгого ритуала. За день до охоты Иши не должен был есть рыбу и курить табак. По возможности этот период поста растягивался на три дня. В деревнях индейцы соблюдали и период полового воздержания. В день охоты Иши мылся, тщательно полоскал рот и на голодный желудок отправлялся в путь. Ему разрешалось есть только в конце дня, после охоты. Чтобы придать силу рукам и ногам, охотник наносил на них свежие насечки острым ножом из обсидиана. Как мы видим, вся система этих приготовлений преследовала чисто практическую цель — устранить специфический запах человека, препятствующий успешной охоте.

Независимо от того, охотился ли он один или с кем-нибудь, Иши всегда отдавал предпочтение тактике приманивания и засады перед погоней и преследованием. Спрятавшись позади пирамиды из камней или укрывшись в кустах, Иши выжидал. Услышав запах оленя или заподозрив его присутствие, он начинал действовать. Беря в рот лист земляничного дерева, он подражал мычанию теленка — это привлекало внимание нескольких самок. Или же он надевал на себя чучело оленьей головы с привязанными к ней рогами. Поднимая голову над мелким кустарником, он делал вид, будто щиплет листья. Обманутые этим, самец или самка подходили к нему на расстояние нескольких ярдов. Трудно сказать, действительно ли олени принимали чучело за одного из своих собратьев, или они просто были заинтересованы странным лесным существом. Во всяком случае, они не боялись, хотя и подходили с осторожностью. Иногда олени не обращали внимание на одну или две стрелы, пролетавшие мимо них. И пока один из них не поднимал тревогу, животные достаточно близко подходили к охотнику.


Охотиться в одиночку на медведя-гризли было невозможно. Яхи это делали только во время спячки медведя. Они окружали его и поджигали вокруг него кустарник. Но даже в этом случае медведя убивали только с близкого расстояния. Индейцы старались стрелять- в открытую пасть. Небольшие, но острые стрелы вызывали кровотечение. Если медведь нападал на кого-нибудь, то охотник защищался горящей головней, в то время как его товарищи стреляли из луков. Охота на гризли и у индейцев, и у белых, судя по описаниям, похожа на бой быков: смерть животного наступает не сразу, а только после того, как животное ослабеет от усталости и потери крови.

Иши за свою жизнь убил в одиночку только одного медведя. Он не любил рассказывать, как ему удалось это сделать, но было ясно, что медведь первым напал на него. К счастью, Иши успел выстрелить и попасть медведю в сердце; затем он добил его своим коротким копьем с наконечником из обсидиана. Впоследствии шкура этого медведя согревала Иши и его товарищей в их деревне Вовунупо, а через несколько лет она попала в музей.

Для специалиста особый интерес представляют те приемы, которыми пользовался Иши при стрельбе из лука. Современный человек знает различные виды луков и методы стрельбы. Все это — вопросы техники, и объяснить их можно только с помощью специальной терминологии. Рисунки, которые мы приводим, скажут непосвященному читателю больше, чем словесное описание.

Иши предпочитал стрелять, присев на корточки. Это было связано с условиями охоты: спрятавшийся в засаде охотник едва ли мог убить дичь, если он вставал во весь рост. При небольшом луке— таком, как у Иши,— скорченное положение не вызывало особенных неудобств. Иши держал лук но диагонали, так что «лицо» лука находилось слева вверху. Можно сказать, что Иши стрелял с бедра, а тетива натягивалась на уровне щек. Еще одна деталь была характерна для техники Иши: выпуская стрелу, он ослаблял пальцы, и лук вращался в его руке, совершая полный оборот.


Иши использовал весьма своеобразный прием опускания стрелы: он отличался от всех ранее описанных этнографами способов и по сей день является единственным в своем роде. По-видимому, это был способ яхов. Из пяти известных во всем мире способов опускания стрелы он напоминал монгольский или азиатский, никогда не встречавшийся у аборигенов Америки. Монгольский лук был составным и имел кольцо для большого пальца, с помощью которого осуществлялось натягивание тетивы. Остальные пальцы лишь направляли и поддерживали стрелу. Иши не использовал кольца, и его лук был простым, а не составным, но он натягивал тетиву согнутым большим пальцем правой руки по классическому монгольскому методу. Некоторое своеобразие заключалось лишь в положении пальцев. Кончик среднего пальца лежал на ногте большого, чтобы захват стрелы был более крепким.

Как же объяснить подобное сходство между индейским и монгольским вариантами натягивания лука? Трудно дать точный ответ на этот вопрос. Может быть, предки Иши начали свое переселение из Азии в то время, когда составной лук и кольцо для большого пальца еще не были изобретены. Они взяли с собой только простой лук, который они натягивали так же, как Иши.


Эти предположения переносят нас в доисторические времена, когда существовал материковый мост между Азией и Америкой. Мы знаем лишь историю народа яна периода их истребления. Возможно, что предки яна одними из первых прибыли на новый континент — в мир надежд и открывающихся горизонтов.

Иши был таким же неплохим рассказчиком, как и ремесленником. Поуп вспоминал, что Иши рассказал ему около сорока различных сказок из фольклора племени яна! К сожалению, Поуп не записал ни одной из них, за исключением отдельных упоминаний об обычаях и верованиях древних яна. Все, что Уотермен, Кребер и Сэпир записывали под диктовку Иши, относилось прежде всего к словарю и грамматике языка яна и опубликовано в недавно вышедшем «Словаре яна».

В одной из тетрадей Уотермена мы находим фрагмент истории об охотнике по имени Лесной Гусь, записанный со слов Иши.

«Лесной Гусь был великий охотник,— рассказывал Иши.— Ему так везло в охоте, что солнце могло подняться, пройти через все небо и опуститься на Западе, а он все . еще лежал под своим кроличьим одеялом. Но он был удачливым охотником, и в доме его было много мяса. Он был молод и еще не женат. Его сестры, которые жили с ним, выполняли любое его желание и приказ. Он пел и охотился, а однажды он сказал: «Я думаю, что немало молодых девушек мечтают обо мне и хотели бы выйти за меня замуж». Своим сестрам он наказал: «Вы должны наполнять мясом корзины всех женщин, которые зайдут ко мне в дом».

Как и предсказывал Лесной Гусь, много молодых женщин приходило к нему, чтобы очаровать его и провести с ним время. Но он не хотел жениться и отсылал всех прочь — но всегда с полными корзинами.

К нему приходили женщина-водяная собака и женщина-водяной клоп, женщина-летучая мышь и женщина-рыболовный крючок, женщина-бурундук и женщина-скунс. Там были женщина- кремень, женщина-радуга и женщина-раковина. Лесной Гусь жаловался, что женщина-лисица выглядит так, как будто у нее нет глаз, а женщина-скунс неприятно пахнет. Он предложил горной перепелке присесть, однако, и ее он потом отправил домой.

Женщина-медведь принесла с собой пахучие травы и коренья, но и это ничего не дало ей. Женщина-моллюск была более решительной. Когда она была в гостях у Лесного Гуся, весь дом трясся от их борьбы, но и она ушла прочь.

Женщина-магнезия кроме мяса оленя и лосося получила от Лесного Гуся бусы. А женщина-утренняя звезда получила бусы и украшения из ракушек. Она очень соблазняла Лесного Гуся. Лесной Гусь попросил своих сестер, чтобы они отправили женщину- журавля домой, но только после того, как рассветет. О женщине- бобре он сказал: «Пусть идет прочь. Она говорит на языке винтун». Женщина-черепаха разделила общую участь, но она была интересней всех остальных, потому что носила юбку из шкуры лося».

По-видимому, это только один фрагмент истории о Лесном Гусе и его любовных приключениях. Иши выбрал эту сказку, чтобы позабавить своего друга Уотермена, предполагая, что тот легко поймет ее смысл на языке яна. Это было во время первых недель знакомства Иши и Уотермена. Тогда в музее был Батви, и в записной книжке Уотермена мы находим две формы одних и тех же слов: одна — на языке центральных яна (Батви), другая — на языке яхов.

Сказку о Лесном Гусе рассказывали в долгие вечера в мужском доме, когда никто не был занят работой. Это была только схема, усложняющаяся и изменяющаяся в зависимости от настроения и воображения рассказчика и его слушателей. Несмотря на неточности перевода, мы видим, что Иши получал удовольствие от абсурдности этой истории, так как, по любовному кодексу яна, поведение Лесного Гуся представляет собой предел юмористической гиперболы. В отличие от бесконечных рассказов о койоте история похождений Лесного Гуся не была однообразной. И в то же время она была характерна для фольклора яна. Женщина-моллюск ведет себя так агрессивно и неженственно именно потому, что она не принадлежит к племени яна. Этот моллюск, раковины которого очень ценились индейцами яна, не встречался на их территории, и его выменивали у других племен. Женщина-черепаха тоже была чужестранкой, о чем свидетельствовала ее юбка (по преданиям майду, черепаха участвовала в сотворении их мира).

Следующие три рассказа также относятся к мифам яна. Они взяты из книги Сэпира «Предания яна» и дают некоторые представления о способе восприятия и образах фольклора индейцев яна.


Смерть

Муж и жена были очень молоды и неопытны. Жена ждала своего первого ребенка. Она плохо себя чувствовала, и оба они были испуганы. Муж рассказывал другу о своей жене: «У нее будет ребенок. Она плохо себя чувствует. Целый день она кричит: «Иди и приведи ко мне мою мать». «Побудь с моей женой,— попросил он его,— пока я схожу за тещей».

Мать жены пришла в дом молодых. Муж сказал ей: «Я боюсь. Я не хожу на охоту и все время сижу дома, и все-таки она твердит: «Ты не должен уходить от меня». И еще мне кажется, она очень много ест, ребенок в ее чреве станет слишком большим, и роды будут трудные».

«Ты прав,— сказала ему теща,— она никогда не слушает того, что я ей говорю. Я говорю: не оглядывайся назад, когда-выходишь из дому, это причинит вред твоему ребенку. Не ешь слишком много — твой ребенок будет расти слишком быстро».

Но в ответ на эти увещевания молодая женщина только плакала: «Вы не должны этого говорить. Ведь у меня нет болей в спине».

И наконец настало время родов. Жена говорит: «Я больна». Но четыре раза успело взойти и сесть солнце, а ребенок еще не появился на свет.

Послали за лекарем. Мать девушки сказала ему: «Я не могу ничего сделать. Я устала и ни на что не гожусь. Она никогда не верила мне. Молодые девушки ничего не знают, они должны учиться у стариков. Но эта не слушает меня».

Пришел лекарь, но он не хотел ничего делать. Он сказал: «О боже, зачем я здесь нужен? Я не знаю, что делать в таких случаях. Хе-хе! Что с ней делать? Она хочет пить — это все, что я вижу. Может, вы, женщины, надавите слегка ей на живот и поможете ей. Я могу только советовать, но не лечить».

«Пожалуйста, дайте мне пить»,— плакала женщина.

Лекарь сказал: «Давайте попробуем еще одно средство. Пусть она обопрется на палки, встанет на ноги и обойдет вокруг дома».

«О боже! Я умру!» — закричала больная.

«Делай, что говорит лекарь,— сказала ей мать.— Привыкай делать то, что тебе говорят».

Слабая женщина обошла один раз, потом второй вокруг покрытого землей дома. Еще не рассвело, и, когда она шла, послышался лай лисицы — это была дурная примета. Женщина рухнула наземь на свои палки.

«О, дочь моя, что я наделала, что я наделала!»—причитала мать, в то время как муж, плача, бродил по лесу.

Теща позвала его: «Иди быстрей. Взберись на гору. Разведи костер из еловых веток и сосновых игл. Беги всю дорогу. И молись священному огню». Это должен делать каждый муж, когда его жена собирается родить. Древний обычай вселил в молодого мужчину надежду и радость. Он был уверен, что все будет хорошо, когда он вернется домой. Весь день он собирал дрова, поддерживал священный огонь и молился.

В полночь он вернулся домой. «Ребенок родился? Моя жена здорова?» — спросил он тещу.

Но лиса сказала правду. Молодая женщина задыхалась, но не могла родить. И она умерла.


Проклятие яна

«Сува! Се галт майя! Сделай меня счастливым!
Пусть на тебя падет то проклятие,
Которое ты пожелал мне!
Пусть ты умрешь без всякой болезни,
Ты, который пьет мою кровь!
Пусть погибнут ты и все,
Кто дорог тебе!
Пей мою кровь!
Пусть я не заболею!
Пусть я не узнаю несчастья! Сува!»


Женитьба

Мать девушки была вдовой. Ей было трудно кормить своих детей и заботиться о них и стариках, которые зависели от нее. Когда юноша из соседней деревни, добрый человек и хороший охотник, принес пищу и другие подарки в ее дом, показывая, что он хочет жениться на ее дочери, она была очень довольна.

Но ее дочь, как это часто бывает с молодыми и хорошенькими девушками, была равнодушна к своему поклоннику и сказала ему: «Я не люблю тебя». На этот раз мать была очень расстроена. Она сказала дочери: «Мне нравится этот молодой человек. Я хочу, чтобы он был моим зятем. Выходи за него замуж, или ты никогда больше не переступишь порог моего дома».

На самом деле девушка просто хотела, чтобы ее уговаривали. И в следующий раз, когда молодой человек встретил ее наедине, она сказала: «Я тебя очень люблю. Давай уйдем и, если хочешь, завтра поженимся. Все твои родственники должны прийти к нам в гости и остаться ночевать. Мне бы этого хотелось. Правда, я не знаю, что думает моя мать. Возможно, она будет рада, что ты станешь ее зятем».

Когда девушка рассказала матери, что она обещала молодому человеку выйти за него замуж, мать ответила: «Я очень рада. Я устала заботиться о вас. Когда ты выйдешь замуж, ты станешь хозяйкой в доме своего мужа, и через некоторое время у вас родится ребенок, потом родится еще один. Тогда я буду приходить в ваш дом, а твой муж — в наш. Если я буду голодна, вы накормите меня. А когда твой муж убьет оленя, я помогу принести его

домой. Когда он наловит лососей, я принесу рыбу домой. Если ты и твой муж будете кормить меня и мою семью, я намелю желудей и принесу их к вам домой, и ты будешь счастлива, моя дочь. Ты хорошая девочка, а твой муж хороший человек. В наших домах будут царить мир и согласие».

Молодой человек сказал своей будущей жене: «Я буду охотиться и приносить домой много мяса и шкур, так что у тебя будет юбка из оленьей кожи и одеяло из кролика. И наши корзины будут всегда полны мяса. Я никогда не ударю тебя и не буду с тобой груб. И я прошу тебя, чтобы ты не становилась ворчливой, как это иногда бывает с женщинами, когда они выходят замуж».

И девушка сказала своему будущему мужу: «Останься со мной в моем доме. Когда у нас родится первый ребенок, мы перейдем в твой дом». Молодой человек сказал: «Хорошо, я останусь в твоем доме. Но сейчас я должен идти на охоту».

Она мечтательно посмотрела на него и сказала: «Мы вместе состаримся. И тогда, кто из нас умрет первым — я или ты?»