Мудрость культуры не в городах

Мудрость культуры не в городах

Это Андрей Сергеевич Кабанов. Человек, которого я очень люблю и знакомством с которым горжусь. Уверена, что по-настоящему все, что он уже сделал и продолжает делать для русской культуры оценят еще через много лет. Более 40 лет человек собирает песни. На его уникальных катушечных экспедиционных записях начала 60-х сегодня основан репертуар большего количества фольклорных, уж, во всяком случае, казачьих ансамблей страны.

Более 20000 песен записал. И учит людей. И расшифровывает. И анализирует. Умный, с замечательным чувством юмора, своеобразный… Он и профессионалов учит, и индивидуально преподает, и таких лохов, как мы, тоже приобщает. По средам он ведет у нас занятия в Башне, ставит на нас эксперименты всякие. Мы у него уже не первая «кабановка» – таких групп непрофессионалов было за годы много. Отличия нашей в том, что «Рождественка» сама его пригласила, уже как сложившийся «коллектив». И фольклор для нас – не основное, а как бы «попутное» хобби. Наряду с походами, реставрацией и т.д. Было. А теперь уже становится одним из основных направлений. И именно благодаря Андрею Сергеевичу. У которого, конечно, как у всякого творческого человека «прибабахов» хватает, но с которым не скучно никогда.

Этим летом на очередном Камышинском фестивале я поговорила с Андреем Сергеевичем на тему, которую считаю очень ценной именно с «исторической» точки зрения: попросила рассказать о народных исполнителях, которых он записывал в шестидесятых. Их уже сейчас, конечно, никого нет в живых – тогда, полвека назад, им было хорошо за семьдесят. А люди все легендарные. Тема АС заинтересовала и он действительно рассказал много интересного. Но до того, как перешел к «персоналиям», вспомнил себя молодого, и, как водится, «немного» поразмышлял на близкие темы. Небольшой фрагмент чуть обработанной расшифровки нашей беседы имею смелость опубликовать.

«…мне со стариками второй раз встречаться не хотелось. Материал «отработан», впереди – следующий… Их было тогда так много! Так много, что я физически ощущал, видел, как быстро они уходят. Угасают, угасают, угасают… С каждым днем. Тогда была программа постоянно действующих экспедиций. И я себе представил: каждый день, каждый день, уходят, уходят, уходят… Приезжаешь, а тебе говорят: «Чего ж вы не приехали три месяца назад? Чего ж вы не приехали две недели назад? Чего ж вы не приехали полгода назад?..» – «А кто эту песню еще знает?» – «А ее знает Василий Иванович». – «А где он?» – «А он вон там, за бугром…» А за бугром там кладбище. Вот такие «шутки» были по поводу того, что мы опоздали. И это было буквально в каждом хуторе. Потом я уже к этой мысли привык, и она уже меня эмоционально не задевала, не расстраивала. Просто… ну, так вот жизнь складывается. Всех не запишешь. А потом оказалось, что культура избыточна, и что очень многое уже записано. И наступил такой момент, когда уже ни одной новой песни я записать не мог. Если за экспедицию попадалась одна новая песня, то это была уже удача. Я мог записать сотни песен, но все это были варианты уже зафиксированного. Лучшие или худшие, но не новые.

Я начал записывать с 19 лет и до сих пор ощущения у меня вот этого 19-летнего человека. Другое дело, если бы я приехал к ним сорокалетним, а им было бы, допустим, пятьдесят. Бывают в 40-50 лет прочтешь книгу, которую другие читали в 20-15 лет, и вдруг видишь в ней совершенно другое. А если прочитать книжку, которую читал в молодости, сейчас, то все равно ощущаешь воздействие первого впечатления.

Так вот, первое мое впечатление было в 19 лет. Я до сих пор записываю стариков, а ощущаю себя не взрослым и не их сверстником. Потому что те сверстники, которые были тогда моего возраста, вообще ничего не знали.

Получается две стороны отношений между мной и стариками: с одной стороны, я – молодой, а они – старые, поэтому я не могу до конца понять их и понять песню. Из этого потом родилась мысль о том, что только когда тебе исполнится лет сорок-пятьдесят, ты понимаешь: ах, вот о чем эта песня! А, вот они что переживали! А, вот о чем мне говорили старики, когда мне было 20 лет, а я слушал, но не слышал! Это было непонимание разных возрастов. Непонимание, и поэтому такое отношение – недооценка стариков. И они-то это видели, знали, как и я сейчас. Если меня ученицы уважают, слушают – это и есть мое бессмертие. А я же замечаю, что многие уже принимают и меня за «отработанный материал»: «За 60? Его и на работу не возьмешь… И что в этом возрасте брать?».
(…)
…Мы к старикам часто относимся с пренебрежением, когда молодые: «Ну, чего бабушка может? Она умрет скоро…». Снисходительно: «Чего с нее взять? Она выжила из ума… Слабая…»… И я также относился.

И вдруг этот старик выдает мне такие шедевры! Но это вторая уже половинка отношений. То есть, с одной стороны – разрыв поколений и непонимание старика со стороны меня 19-летнего, а с другой стороны – впитывание совершенно потрясающей культуры, практически квинтэссенции национальной культуры. Ведь Россия все равно остается страной аграрной и сельской. Все равно мудрость России не в городах. И мудрость культуры не в городах. А тогда это чувствовалось гораздо сильнее.

И я попадаю как раз в деревню, к сельскому населению, к носителям, к самым корням. В этих корнях, в этом «молоке» я снимаю сливки. Каждый день, в каждой деревне я это вижу, я это уважаю, я в это погружен – в экспедиции, при просмотре материала, при прослушивании, при анализе… Это же не выдуманное, не композиторское творчество, не анализ произведения субъективных авторов – это же практически часть природы! Я вижу, слышу, собираю, анализирую совершенно искреннее творчество, искреннюю культуру, которая Бог весть откуда пришла. Первый вопрос, который всегда всех волнует – первый вопрос ребенка: «Папа, а какая же была первая песня?». Вообще, все, кто занимался этим делом, обязательно задумываются: «А до этой песни что было? А до нее?.. Ну-ка, спой мне самую древнюю…».

Я уважал эту культуру. Я видел, что делаю историческое дело. Потому что это я записал. Потому что никто, кроме меня, этого не записывал, и не видел.

Как деды ко мне относились? Точно так, как я сейчас отношусь к своим ученицам. Человек в возрасте начинает петь истинно. И он должен отдать свою мудрость, должен иметь учеников. Это нужно ему больше, чем пища. В этом заключается его жизнь. Ты накопил, ты что-то знаешь, и тебе надо двигать человечество вперед. И ученики становятся твоими детьми. В молодости ты можешь только отдать свою клетку, чтобы возникла новая жизнь. Уже потом ты будешь воспитывать своего ребенка, а пока ты еще глупый… А здесь происходит не физическое оплодотворение, а духовное. Это и есть фольклор. Народная мудрость должна все время функционировать. Быть плодотворной. Должен происходить постоянный процесс обучения кого-то этой мудрости.

Мы пытаемся это выразить разными словами. Слово «обучение» – дурацкое. «Передача» – тоже дурацкое. «Традиция», «Механизм преемственности»… Возникло словосочетание – «механизм передачи традиции». Казалось бы, просто образ, но он все время действует. Чтобы жить, надо двигаться, ходить, а не лежать. Тут тоже присутствует такая «ходьба», «думание», принятие и переваривание «пищи», использование ее энергии через мозговую энергию, через язык, через пение. Это и есть жизнь старого человека. Счастливая жизнь, которой нет в молодости. Такого счастья в 20 лет не бывает.

Итак, первая сторона – разрыв поколений. Я получаю у стариков материал, который интересен, уникален, и становлюсь «коллекционером»: вот еще одну песенку, еще… А вторая сторона – я становлюсь таким же стариком, потому что с ними общаюсь. Я приобретаю раньше возраста, раньше положенного мне времени, старческую мудрость. Когда я начинаю говорить о чем-то, меня не понимают, не слушают. А я уже сейчас знаю больше. Сейчас помню, что я уже в те годы видел глубже. Но я иногда стеснялся говорить об этом. Говорил путано, туманно. И меня не слушали. Говорили: «Ерунда все это!» «Болтовня!».

Непонятно как передавалась эта мудрость. Обязательно когда ты его записал, надо с ним поговорить, надо на него посмотреть, как он двигается, как он живет, побеседовать на какие-то его обычно «балладные» темы. Истории с трагическим концом. Все начинают рассказывать тебе о болезнях, о смертях… Вроде бы, ты вместе с ними переживаешь, а на самом деле, психика уже закостенела немножко, чтобы вот так вот плакать… А когда тебе такие вещи рассказывают, плакать надо. Но ты не плачешь. А там сплошь и рядом все рассказы упираются в трагедии: кто-то умер, кто-то кого-то зарезал, кто-то пошел, и не вернулся… Вот есть, например, один исполнитель всяких знаменитых яминских былин. Он ушел умирать в степь. И там замерз под кустом. Его нашли через пару месяцев. Так сказали. Может быть, это рассказывали мне для того, чтобы произвести впечатление, удивить. Это издавна существует. И песни об этом говорят. И сейчас современное телевидение – говорят всегда только о каких-то драмах, о каких-то трагедиях… То, что называется «баллада» – бытовая история с трагическим концом. А иначе не интересно. И сказки тоже: убил, зарезал, Кощей Бессмертный, Баба-Яга… А когда все благополучно, об этом и писать-то не чего.

Я тоже осознанно или неосознанно всегда стремлюсь подбросить дров в топку нашего горения. То вопрос задам какой-то такой, то какую-то проблему нарочито подниму… Каждый раз пытаюсь зацепиться, хоть как-то раскрутить песню или на взаимоотношении полов, или на каких-то жанровых предках, какую-то историю сочинить… Мы же в Башне, например, интересно разбираем тексты песен, правда? И игра слов, и «не во далече», когда понимаешь, что это последняя дорога, и как здорово она описана…

И вот то, что я раньше времени впитывал эту мудрость, привело к некоторому не зазнайству, но такому ощущению… «вот я знаю то, чего никто не знает. Я это знаю, но понять меня не могут». Потом я это наблюдал у других собирателей. У них это возникает быстрее и в более вульгарной форме. У каких-нибудь там поп-музыкантов или издательств… Возобновили себя собирателями, сборники публикуют… Не нужны специалисты – они сами. А что дишкант там в записи не звучит, что там самая суть неправильно записана, что расшифровка неправильная – это ерунда. Я должен бы накричать на них, сделать выговор, сказать: «Переделать все!». Нет, не кричу. И они публикуют.

И у меня было такое. В 33 года, я помню. Все говорят: возраст Христа… Я думаю: «Ага, сколько же я записал уже? Каждый год по три экспедиции, по несколько сот песен в каждой экспедиции, значит, я уже какую-то свою миссию в этом мире выполнил. А дальше уже, сверх 33 лет – это уже благодать для меня. Каждому дню я должен быть благодарен, что и еще один день, и еще… А не то, что на один день меньше у меня осталось, на один день меньше осталось…».

Я считаю себя счастливым человеком… Ну, конечно, надо было писать диссертацию – это довлело. Все там профессора, доктора, а я все думаю: «Надо еще подрасти…» Я видел, что я записал, но недостаточно записал-то. Народ-то умирает. Надо еще писать и еще писать… Остановиться не мог. И в этом смысле, как неандерталец, и умер для всяких званий. Надо было остановиться, закрепить, а мне казалось, я потеряю два-три года, а в это время еще больше стариков умрут…»

Беседу с Андреем Сергеевичем Кабановым провела natasha (natalyushko).


Категория: Славянская культура   Автор: natalyushko

<
  • 161 комментарий
  • 7 публикаций
22 декабря 2011 18:10 | #1
0
  • Регистрация: 9.12.2011
 
Спасибо за статью. Это и есть сохранение подлинно русской культуры.

Если кто знает, подскажите ссылку, где в Интернете можно скачать наши старинные русские песни

<
  • 42 комментария
  • 0 публикаций
23 декабря 2011 11:22 | #2
0
  • Регистрация: 21.03.2010
 
А можно где-нибудь ознакомиться с текстами данных песен? Может где-то записаны в аудио формате?


Добавление комментария

Имя:*
E-Mail:*
Комментарий:
  • sickbadbmaibqbrda
    esmdametlafuckzvvjewlol
    metallsdaiuctancgirl_dancezigaadolfsh
    bashboksdrovafriendsgrablidetixoroshiy
    braveoppaext_tomatoscaremailevgun_2guns
    gun_riflemarksmanmiasomeetingbelarimppizdec
    kazakpardonsuperstitionext_dont_mentbe-e-ethank_youtender
    air_kissdedn1hasarcastic_handugargoodyarilo
    bayanshokicon_wallregulationkoloper
Вопрос:
Напишите пропущенное слово: "Под ... камень вода не течет"
Ответ:*