Биография изобретателя Будённого Анатолия Павловича

Будённый Анатолий Павлович

Будённый Анатолий Павлович, родился в 1938 году, окончил МЭИ в 1963г. До окончания МЭИ опубликовал 25 научных трудов и изобретений. В 1970г. защитил диссертацию кандидата технических наук. В 1967г. изобрёл, изготовил и испытал новый логический элемент ПОЛНЫЙ ДВОИЧНЫЙ СУММАТОР С ПЕРЕНОСОМ на котором построил процессор производящий 50 млн. операций в секунду, самый быстрый процессор в мире в то время.

Самое интересное то, что даже на Википедии нет никаких упоминаний о изобретателе А. П. Буденном.

См. также статью:
Как русский изобретатель Будённый Анатолий Павлович стал нищим, интервью Будённого


Изобретатель и рационализатор, No.10-90

Анатолий Буденный, советский изобретатель из Франции


Мансарды Парижа... Снаружи благопристойны, «придают городу особый шарм». вздыхают туристы. Но вы поживите в «шамбре», и смотреть не захочется, говорит жилец из Москвы.

«Как электронная держава Франция ничего из себя не представляет».

«В Париже большой избыток женщин и крайний недостаток мужчин. И все же, если у вас нет денег, ваши достоинства для женщин ничего не стоят».

Его привели к нам как диковинку. Человек из Франции. Советский. Там жил и трудился шесть лет. Там изобретал и получил патент.

Невысок, по-южному выразителен, подвижен, во всем облике сквозит действительно (или мерещится) что-то французское, тем паче частые легчайшие касания идеальных усов кончиками его крошечных, совершенно детских пальчиков - определенно парижского пошиба. Одет в ярчайшее, говорит то шепотом, то вопя и таращась.

Да, он приехал оттуда. Уже исчерпал отведенный срок пребывания здесь, но надеется на продление визы, в Париж не рвется, нет, нет.

Его речь, как и жизнь, сумбурны и нет ни возможности, ни смысла их выпрямлять, выстраивать. Все пропадет. Колорит и без того пострадает из-за суровости нашей читающей публики к весьма употребительным в родной речи облегчающим душу словам, коих Анатолий Павлович не склонен избегать ни устно, ни письменно. При всей своей внешней французскости крайне российских, решительных взглядов человек, что тоже примем как факт.

С чего же начать?

Да хотя бы с того, как получал патент.

Итак, кабинет Вайнштейна оформляет все бумаги, чтобы месье Буденный смог претендовать на получение французского патента. (Он имел зарубежные патенты и здесь, но то совсем другое дело.) У Вайнштейна четыреста человек. Это солидная патентная фирма.

Буденный главным образом электронщик. Величина мировая - к этому мы еще вернемся. А пока справка для специалистов: французский патент No.2619972 «Регенеративный параллельно-балансный каскад».

«Как микроэлектронная держава Франция ничего из себя не представляет. Можете проверить. Из двадцати тысяч патентов в этой области Франции принадлежит хорошо если двадцать, а среди значительных и вовсе нет ни одного».

Мы не проверяли ни это, ни другие заключения Анатолия Буденного, что встретятся нам во множестве там и тут.

Прибыв на Запад, он хотел связаться там с кем-нибудь из коллег. Просмотрел все 20 000 изобретений по микроэлектронике и нашел всего лишь несколько частных авторов. Жалкие изобретения! Застежка для чемодана от компьютера... Непосредственно по электронике частные лица во Франции патентов не имеют. Это было потрясающее открытие. Он-то рвался в мир предпринимательства, свободного, западного... И вот советский человек оказался единственным во Франции частным изобретателем по микроэлектронике!

Вначале назначили семь тысяч. Потом поправились: патент будет стоить двадцать тысяч франков. Надеясь, видно, что он откажется.

Платить столько денег... Он предлагал: будем партнерами. Выложите за патентование, и проценты от реализации изобретения ваши. Сколько хотите? Десять? Двадцать?

Явился к нему некто Оболенский - из посреднической фирмы. Добрый знак! Его заметили. Он займется, наконец, своим делом. Ему ищут достойных компаньонов.

Оболенский взял бумаги и исчез. Знакомые (бывшие московские и новые) стыдили, смеялись, как, мол, ты так, взял и отдал. Но легко смеяться на сытый желудок. Иные спрашивали, услышав про проценты:

какой риск? Извольте. У него 15 признанных изобретений, а значит, подано около пятидесяти заявок, это норма; у него научные, опубликованные в специальных журналах труды...

Биография изобретателя Будённого Анатолия Павловича
Шамбр де бон

Тем временем он как-то живет. Голодно, под крышей, в скошенной клетушке со звучным названием «шамбр» (комната), без удобств (один туалет на длинный многокомнатный коридор), ограниченный в праве пользоваться электричеством. С женой-француженкой отношения не сложились: заграничный супруг не оправдывал надежд («электронщик!..») и сам предложил повременить с воссоединением до момента, когда он приедет на собственной машине. Убирает туалеты в ресторане, таскает мешки на стройке - это удача, какие-то деньги. Удивительно, что среди мешков с цементом, в мечтах чего-нибудь пожрать ему хорошо думается, изобретается. Изобретение рождается «схемное, классное». Он радовался, узнав, что американцы, японцы подошли близко, и все же не дотянулись, его решение лучше. В такой ситуации оказаться впереди! Это показала экспертиза. Посмотрите, сколько ссылок на прототипы!

Он поделился с Вайнштейном своими догадками, что какие-то силы хотят помешать его деятельности, и потому просит защищать его интересы. Чтобы перестраховаться, до получения патента - никакой информации. Он опасается. К нему приходят вскрытые письма, за ним следят. Деньги обещал внести через два часа.

Пошел в банк (для экономии транспортом не пользовался совсем) и взял со своего счета 20 000 наличными. В банке замешательство. Для совершения операции клиента отводят в отдельную комнату - бронированный каземат - и там закрывают. Клиент просит выдать сумму крупными купюрами, чтобы меньше места занимали... Двадцать тысяч... Наличными! Кто же так делает... «Глядя на такого оборванца, как я, ни у кого не может быть мысли, что в таких вот брюках лежат двадцать тысяч», объяснял он банковским клеркам, скрыв главную свою цель. Сунул пятисотфранковые в пролетарские джинсы и - ни в метро, никуда, а петляя по переулкам, чтобы замести следы... «Кто там меня - с вертолета, что ли, смотрят? Я не дошел еще до такой паранойи», рассказывает Буденный.

Вайнштейн был поражен. Но изобретатель объяснил, что не хочет, чтобы они знали, кому переведена сумма.

Он все время был начеку. Покупая позднее копировальную машину, не хотел назвать себя. «Зачем?» - «Так принято у нас. Вдруг машина у вас испортится...» - «Ну и что?» - «Простите, так у нас принято». - «И адрес?» - «Нет, только фамилию». - «Пожалуйста: Каддафи». - «Два «д»? - «Нет, говорю, три». И ему выдали бумагу на Каддафи с тремя «д».

Выложил Буденный деньги, выдали ему бумажечку, что с месье Анатолия П. Буденного взята такая-то сумма на оформление патента.

В результате тщательно обдуманных предосторожностей ему удалось взять патент так, что вся процедура проходила негласно. «То есть, конечно, банк связан с полицией и, конечно, все выдачи регистрируются. Никакой тайны вкладов нет, это все ложь от начала до конца». Но здесь система не сработала, потому что взял человек двадцать тысяч франков, и все. Взял и взял. Куда взял, неизвестно. Проиграл в карты, например. И у Вайнштейна появилась сумма, нигде не оприходованная. Это были для Вайнштейна левые деньги. О, там то же, что и здесь. Левым деньгам рады. Там, конечно, за этим строго смотрят и наказывают, но они все равно левачат, почище, чем у нас.

И вот все бумаги поданы в официальную Палату, которая, между прочим, находится на Ленинградской улице - рю Ленинград. Там патентная библиотека и прием патентов. Бумаги пошли туда н е о ж и д а н н о .

Понимая свое о с о б о е положение, изобретатель не был уверен, что не выбрасывает двадцать тысяч франков на ветер. В самом деле, человек таскает мешки с цементом, делает изобретение по электронике, причем сам уже двадцать лет как от этого отошел, а ишачил то грузчиком на хлебозаводе, то пожарником, какую же надо иметь наивность, наглость, чтобы надеяться, что весь мир, сидящий в лабораториях, научных институтах, его ждет!

Впрочем, еще не все кончилось. Диплома патентного пока у него нет. Несмотря на напоминания, «имею я патент или не имею?!» Опубликованное официальное сообщение говорит, что он имеет, но диплома не получил, хотя обещано было в марте... Это подозрительно. Дело в том, что он смешал им все карты. Ведь у них пунктик. Как-то министром транспорта был назначен коммунист, и газеты занимались только тем, что рассуждали: если коммунист захочет заблокировать весь транспорт, сможет он это сделать или не сможет? Глупость такая. Вот и с ним то же. Он советский и получил важный патент. По микроэлектронике. Если проявит строптивость, то заблокирует целую отрасль!

Откуда, однако, взялись деньги, застрял у вас вопрос.

Он все время искал способы заработать что-нибудь. Написал книгу. Это хороший бизнес. Допустим, издатель продает книгу за двести франков, ну за сто пятьдесят. А она ему стоит двадцать. В общем, сто франков с книги он имеет, обычное дело. И вот книга пошла тиражом 3000 экземпляров. А если человек сам все сделал? Ни редакции, ни издательства... Сам написал, сам напечатал на ксероксе - три тысячи умножаете на сто... Это хорошая коммерция. Но там есть метод запретить книги. И этот метод не такой, как здесь, у нас... Ему, Буденному, дорогу перекрыли, не дали издать.

Месяцы идут, идут, пока там экспертиза... Поступило пять шесть опровержений. Близко, но - не то. Он уж готов был к тому, чтобы несколько пунктов патентной формулы снять, испугался. Но эксперт сказал, «из наших 25 пунктов патента я ничего снимать не буду, я убедился, что мы впереди и не надо снимать».

И вот Буденный, советский гражданин, обладатель французского патента. Объявленного, все как положено. Ну пока без диплома - формальность в конце концов.

Что сразу изменилось? Сразу вдруг ему начали сообщать, что какие-то дамы интересуются им по части секса. Там, знаете ли, в Париже, очень большой избыток женщин и крайний недостаток мужчин. И все же, если у вас нет денег, ваши достоинства для женщин ничего не стоят. Тут Буденный познакомился и с такими, и с этакими.

Вопрос был далее: запатентовать бы на весь мир. Стал подсчитывать, во что обойдется патентация мировая. Насчиталось - от ста до двухсот тысяч франков. Сумма для частного изобретателя неподъемная.

Одно время он работал на частной фирме «Реновасьон» электриком. Переделывали, ремонтировали апартаменты. Переставляли стены, обновляли канализацию, устанавливали ванны. На Буденном лежала вся электрика. Приборы электронного регулирования света приводили его в отчаяние своею ненадежностью и примитивной безыскусностью схемы. Впрочем, халтура изготовителей принесла ему неожиданный заработок: электрика приглашали жильцы соседних домов ремонтировать перегоревшие регуляторы.

Временами «Реновасьон» сокращала объем работ, и людей увольняли. Однако к Анатолю отношение было особое. Он оказался удобным работником. Если случался аврал и требовалась штурмовщина, знали:

никто не справится, а Анатоль не подведет. И никакого несчастного случая не будет. Вначале работник и хозяин ссорились. Анатоль заставлял соблюдать технику безопасности, говорил «я советский, у нас нельзя работать без рукавиц». Ему одному давали рукавицы. На его глазах упал однажды человек и сломал себе позвоночник. С того времени он всегда работал только привязанным. Отвязанным работать отказывался, и не зря. Он шел с тяжелым мешком по кровле шестиэтажного дома, когда хлынул дождь, и, скользя к краю, Буденный в последний момент лишь зацепился чудом за реборду.

Уволили в конце концов и его. Однако, имея к тому времени трехлетний стаж, он уже мог получать пособие по безработице. Ему будут платить полсрока проработанного времени половину заработка, который он имел. На пособии и отсиделся до конца, то есть поездки в Союз. Работы не искал, потому что занимался патентованием и, кроме того, подготовил еще одну заявку. На этот раз из области ректификации спирта.

Отправился он в организацию, чтобы встать на учет как безработный, по-нашему - в бюро трудоустройства. Но онто не простой безработный, это надо бы понимать. А они там из-за того, что он явился в обычном своем виде, решили было с ним особенно не церемониться. Впрочем, как это у них обычно, вежливо, без грубости. Анатолий Павлович устроил им. «Я доктор наук, что вы тут!.. Если я одет в таком виде... Ну я работаю в строительной фирме. Но у меня есть патент на изобретение. Показать вам патент?..» Директор, увидев фамилию Буденного в официальном издании, сказал: «Месье, вы не должны быть здесь, у нас есть организация по кадрам, вы же кадр, вы не рабочий!» Исправил его заявление, чтоб было более по-французски, от себя написал сопроводительное письмо... В высокой организации по кадрам изобретатель также удостоился приема у директора и стал кадром, о чем получил соответствующее удостоверение с фотографией. Отныне Буденный является «национальным кадром» Франции.

Однажды была ситуация, когда ему показалось, что его не считают шпионом. Он сказал:

«Господа! Я доказал вам, что я профессионал. Если вы не хотите, чтобы я по электронике работал, секреты ваши узнавал, понял, пожалуйста. Давайте я буду обучать ваших студентов. Прочитаю им курс электроники, хороший создам курс». Он и в Москве читал. «А уровень преподавания электроники во Франции хуже, чем в нашем последнем вузе». Между тем как поставили: советский диплом не признают.

Тогда, пожалуйста, он подготовил патент по ректификации метилового спирта. Занимается этой проблемой давно, глубоко вник. Если фирма какая-нибудь согласится, возьмет его к себе, допустим, по его квалификации надо бы главным специалистом по технологии, то есть главным инженером.

Ректификацию он знает профессионально. Начать с того, что еще дома, в знак протеста, занимался этим делом. Создал аппарат, самый маленький самогонный аппарат в мире. На вид вы никогда в жизни не скажите, что сие за штука. Металлический, не разобьется, размером с половину спичечного коробка. Но там, чтоб смешней было, хотя дело вполне серьезное, достижения ракетчиков по охлаждению ракетных сопел использованы - формула турбулентности задействована. Согласно этой формуле он сконструировал аппарат, который, повторяем, имеет диаметр с мизинец, а длину - как спичечный коробок. Там внутренняя структура очень хитрая. И вот этот аппарат дает два литра продукта в час.

Обложка неизданной книги А. П. Буденного.
Обложка неизданной книги
А. П. Буденного

По ректификации он прочитал «всю литературу». Потом написал по этому предмету книгу. Для самого себя. У него такой метод постижения. Основательный. А на спиртзаводе был только один раз, когда получал экспертизу на свою статью для специального журнала. НИИ продуктов брожения, проводивший экспертизу, находится как раз на территории Московского ликероводочного завода. И колонны массообменные он знал, как облупленные, еще до того, как познакомился с ними воочию в Череповце, где отбывал срок. Ему брались объяснять, что к чему, но он-то понимал лучше своих учителей насчет массообмена, колонн, неустойчивости процесса и т, д. Потом и французскую литературу охватил.

А статью его по ректификации опубликовали. Был большой шум на министерском уровне, скандал, чем Анатолий Павлович гордится особенно.

Было сказано - «в знак протеста». Против чего? Против мафии, которая захватила электронику, а может быть, что и пошире. Тема эта в мыслях Буденного сквозная, проникает так или иначе во всякий аспект всякой ситуации, всякого дела.

От электроники он отказался. На самом деле - не реально отказался, а идейно, что ли. Неважно. Там мафия, и он не хочет ее касаться. Он пальцем не пошевельнет, чтобы попытаться реализовать преобразователь на пять миллиардов операций в секунду. Делайте на пять миллионов, если вам нравится. Он получил достаточно уроков, чтобы больше не соваться. Тем более теперь, когда авторское его честолюбие удовлетворено. Он повесит над изголовьем французский патент под стеклом - и точка. Еще в Зеленограде, электронной столице Союза, он узнал о запрете создавать вещи, превосходящие американские. А у него получился преобразователь, не имеющий конкурентов. Он нарушил запрет и выпал из системы. С этим все.

Ректификация спирта... Он встречался с владельцами замков. Они производят вино. Хорошее, ничего не скажешь. Государство предоставляет им дотацию. Во Франции если что есть, так это вино. Представьте, они, владельцы замков, испытывают трудности, и трудности эти связаны с нехваткой денег.

А перспективы производства ректификата из остатков виноделия... Он пытался даже в коньяк войти, в его патенте (проекте заявки) намечалось два-три пункта по коньяку.

Дал он эту свою заявку патентному поверенному. Идет месяц, другой... «Я думаю, говорит адвокат, это будет стоить дороже, чем двадцать тысяч». Странно, вроде бы не должно быть, но хорошо, что поделаешь, здесь, видимо, много работы. Пусть, можно и дороже. И тогда стряпчий открылся.

Он нарочно сказал «дороже», чтобы клиент отказался. «Вы понимаете, тянул эксперт, я совещался... Конечно, я никому не рассказал ваш секрет, это профессиональная тайна... Я немножко совещался... Франция, видите ли, страна традиционного виноделия, и с виноделием, с изготовлением коньяка во Франции связано очень многое. Есть такие фамилии, которые занимаются этим шестьсот лет и более. Конечно, вы законно имеете право изобретать и патентовать, но, вы знаете, мне так посоветовали - оставьте это дело, потому что у вас будут неожиданные препятствия, так что вам и не догадаться, откуда они проистекают».

И вернул двадцать тысяч франков. Это очень редко бывает, чтобы возвращали деньги, которые попали к адвокату. И все же - вернул. История эта, предупреждает Буденный, еще не закончена, и он не удивится, если его арестуют...

Решает он ехать в Союз. Туристских бюро там тысячи на улицах, бери путевку, езжай, куда хочешь. Друзья по работе спрашивают, Анатоль, ты куда поедешь на ваканс? «На ваканс, отвечает, еду в Москву». Анатоль шутник. Однажды он на стене начертил схему, и ребята спрашивали, что это.

Он говорил: это мое секретное изобретение. Все смеялись. А потом он принес патент, показал - смотрите, на стене рисовал, помните? Они: ох, черт, надо было сфотографировать.

Проходит какое-то время, опять пристают: «Анатоль, ты едешь на ваканс не в Москву, ты едешь на ваканс в Сибирь. За то, что тут французы твои бумаги всякие оформляли, они на тебя сообщили, что ты продал Советскую страну и являешься французским шпионом, и как ты приедешь, тебя посадят в тюрьму». Анатоль, чтобы поддержать разговор, не спорил, а только успокаивал, что в тюрьму так в тюрьму, он привычный, даже тюремный мешок имеет на такой расклад. Он действительно отрезал в Матросской тишине на память черный мешок в предвидении, что наступит время, когда мешок будут демонстрировать, как сейчас, например, предметы тюремной, ссыльной жизни великих ракетчиков, авиаконструкторов. Так и его мешок явится историческим экспонатом - как поступали с изобретателем в Советском Союзе.

А они все пристают: «Анатоль, сдай путевку, не езжай». Стало ему подозрительно все это. Огляделся он, посмотрел внимательно и догадался, наконец. Эта фирма - для проверки. Берут одних иностранцев и проверяют, лояльны ли.

«Почему вы думаете, что Анатоль поедет туда и попадет в тюрьму? - подыгрывает чудакам Анатолий Павлович. Анатоль за то, что сделал здесь такие дела, может получить там орден. Как работник КГБ!» Они: «Ха-ха-ха», не знают, смеяться им или плакать. Его провоцировали - двух мнений быть не может. «Убедить людей, что ты не шпион, невозможно. Они в этом уверены - и все тут. Я уже и сам уверен в этом», добавляет Анатолий Павлович под характерный свой мефистофельский смех.

Все опасения французских работяг были напрасны. Анатоль и сам, правда, побаивался, и тоже зря. Все было «тре бьен». Никто не приставал, не следил за ним в Москве, и, более того, он не жил в гостинице даже одной ночи, а жил у своих друзей, с утра до ночи водили его по всяким пьянкам. Живой француз!.. К тому же с хорошими деньгами, с намерениями купить где-нибудь на бархатном юге домик...

Но он втайне рассчитывал на другое, на большее. Этого не получилось.

Хотел получить авторские свидетельства на изобретения, которые он сделал во Франции, подарить, так сказать, своей стране. Бумаги его даже предварительной экспертизы не прошли. Почтового индекса не было указано, еще чего-то... Не прошли. С Комитетом он больше дела иметь не намерен, эта организация должна быть ликвидирована, что в ближайшее время и произойдет, будет патентное ведомство, как всюду, он уверен.

В Зеленограде, там, где родилась его непревзойденная по сию пору идея сверхкомпьютера, в Московском энергетическом институте, где началась его научная и изобретательская карьера еще в бытность студентом, где ему, как отмеченному, прирожденному электронщику, был предоставлен режим свободного посещения лекций и он читал студентам что-то вроде курса электроники, встретились старые знакомые, его, оказывается, помнят... Но даже самые серьезные из них чего-то осторожничали. «Это же твои исследования, и они нигде не запатентованы...» - отнекивался от предложения сотрудничать без пяти минут доктор наук, специалист по физике полупроводниковых приборов, В. К. На самом же деле его просто мучили сомнения. «Втрое более быстродействующие транзисторы? Как минимум втрое?.. Мда...» Приятель, которому без пяти минут доктор показал разработки Буденного, вначале тоже отмахнулся, а при второй встрече - «знаешь, тут что-то есть».

Но хватит. Анатолий Павлович в эту игру больше не играет. Все. В последний раз. Да если хотите знать, ректификация даже и интересней. Предмет сей, если подойти к нему основательно, покоряет своею и научной и бытовой, человеческой стороной дела.

Заметный след, выходит, оставила в биографии нашего изобретателя его бывшая теща, работница абажурной фабрики. В некотором роде - исторической: на ней работала тогда же Екатерина Фурцева, впоследствии, как известно, ловкая сподвижница Никиты Хрущева, министр культуры, кажется, кандидат в Политбюро. Теща знала эту партийную даму «как облупленную» и рассказывала о ней по-своему поучительные эпизоды.

Как министр культуры Екатерина Алексеевна, бывало, приструнивала интеллигентов, критиковала с партийной принципиальностью и прямотой. Некоему писателю влетело от нее так, что беднягу прямо на собрании хватил удар. Оттащили писателя в соседние покои (там он, не очухавшись, и помер), люди защелкали портфелями в надежде разойтись по домам, но министр пресекла их мягкотелые настроения. Там уж труп лежит, а она - «продолжим, товарищи».

Этот пример бессердечия Буденный приводит, с тем чтобы подчеркнуть: «там» такого еще больше.

Тещино наследство, однако, не в байках. Она гнала самогон и передала зятю свой скромный опыт. Зять же, будучи обстоятельным во всяком деле, за какое бы ни брался, громадную амбицию проявил и на этом поприще. И достиг, надо сказать.

На этом ограничимся. Будет ли продолжение? Мы живем в такое время, что ничего определенного наперед сказать нельзя.


Изобретатель и рационализатор, No.11-90

«Под колпаком» у хранителей


Будённый Анатолий Павлович
Его приняли за шпиона...

В опрятном электронном Зеленограде Анатолию Павловичу - чтобы сбить с новичка излишки самоуважения - показали логический элемент последнего поколения - с задержкою в 15 наносекунд. Крещение такое устроили, маленький спектакль. Микросекундами Анатолий Павлович, бывало, оперировал, но наносекунд, действительно, не пробовал. Не нюхал. Так вот дали посмотреть живьем, на стробоскопическом американском осциллографе, где-то по спецзаказу свистнутом нашими агентами. «Какой же у вас транзистор?» - включился не сразу зритель. «Шестьсот мегагерц», того, что было знакомо ему, опять же на порядок выше. Удивился молодой специалист крайне. «Удалось же, весело воскликнул он, с таким быстрым транзистором изготовить такой медленный элемент!»

что-то дрогнуло, переменилось в атмосфере, а на лицах присутствующих лишь мелькнули полуулыбки. «Ну... На уровне американского... Но у вас такой замах... Если можете, сделайте быстрее».

На третий день, представьте себе, он и сделал.

В электронике очень важна быстрота. Быстродействие, как принято говорить. Ведь машина складывает похоже на обыкновенное, не машинное сложение столбиком. Те же переносы в следующий разряд. Только действия производятся в двоичном коде. Теперь вообразите: складывают два 25-разрядных числа... А умножение - это длинный ряд сложений с подвижками... Есть задачи с триллионом операций. Тратя на каждую пусть даже тысячную долю секунды, мы получим ответ через 33 года. Не только нашего терпения не хватит - электронные мозги не вынесут, они легко переутомляются, перегреваются. Одно дело, если машина потеет минуты, и совсем другое, если сутки.

Оттого эта маниакальная гонка. 10000... 100000... 1000 000... 10000000 операций в секунду... Большей частью электронные машины мыслят путем операций с двумя цифрами: единицей и нулем. По двоичному исчислению единица равна единице, а сумма - единица плюс единица - равна нулю плюс единица в переносе на следующий разряд. Чтобы реализовать функцию полного двоичного суммирования с переносом, надо применить много логических схем.

Документ, подтверждающий приоритет А. Буденного в создании сверхбыстродействующего логического элемента
Документ, подтверждающий приоритет А. Буденного в создании сверхбыстродействующего логического элемента. На снимке надписи автора: «Осциллограмма снята в 1968, я помню». И рядом: «Это из моей диссертации, ее сперли французы».
В 67м году американцы на первой схеме токовых переключателей «Мейкл» (которую, если верить А. П. Буденному, они украли у советских) имели 120 компонентов. Каждый компонент, естественно, создает ненадежность, занимает площадь, потребляет энергию, в общем, чем меньше их, тем лучше.

Потом они усовершенствовали схему, последний сумматор содержал до 56 составляющих. Еще потому предпринимается это ужимание, что на один квадратный миллиметр площади кристалла приходится в среднем один дефект. Большие интегральные схемы делаются на пластине 7х7 мм, процент выхода годных если достигает двух, это хорошо.

Буденный, как сказано было, уже на третий день играл с сумматором, который успевал за одну наносекунду (вместо пятнадцати!) выполнить свой урок, вместо десятков компонентов обходился, по-нашенски, двумя-тремя транзисторами и двумя-тремя сопротивлениями.

Элемент экспериментальный, то есть он работал, показывал свои инопланетные параметры, но, скажем, для военных пригоден не был: им давай, чтобы от минус пятидесяти до плюс пятьдесят по Цельсию, как штык. Ну и что? Пришлось бы воткнуть дополнительно пять-шесть компонентов, всего-то. Кристалл все равно будет меньших размеров, питание - в несколько раз. И т. д. И т. д.

В 1967 году этого результата достиг 29-летний специалист Анатолий Буденный.

Если говорить все до конца, оригинальной была разработка, а не сама идея. Буденный придумал, изобрел схему «функционального сумматора». Это был тот случай, когда полагается брать авторское свидетельство. Анатолий Павлович запатентовал шесть решений схемы, все более и более совершенных. В принципе компьютер с такими схемами мог совершать до полумиллиарда операций в секунду.

Вам не верится, вам нужны подтверждения. Анатолий Павлович готов - она у него в портфеле - представить полученную им осциллограмму, научный неопровержимый документ!

Он предъявлял действующий макет, осциллограмму, наконец, авторские свидетельства. Никого не радовали, никого не удивляли эти демонстрации. Но начальство - оно прекрасно понимало: 50 миллионов операций в секунду... На советских транзисторах (все же были чуть похуже американских)... Конечно, здесь только процессор, нет памяти, того, сего, но все равно...

Буденного продвигали по службе. Он дошел до самого верха, доступного неноменклатуре. Директор вызвался быть его научным руководителем по диссертации и предложил тему.

И что-то колебнулось вокруг, и виделись смущенные полуулыбки... Не его, не Буденного, тему предложил директор, а совсем другую, отвлекательную. что-то такое насчет «нейристоров», приборных аналогов нейрона. Смутная область абстрактных экспериментов. Запечатлевшихся особо Буденному эпизодом, когда вдруг растворился холодильник, и из него посыпались дохлые коты.

Под нейристоры держали даже телепата - на окладе старшего инженера. Тема была модна, на нее ставили. Но копировать нейроны не увлекало Буденного, ему, напротив, загорелось разоблачить эти упражнения, а тут сюрприз: руководство двинуло его на досрочную защиту кандидатской.

Работа, как известно, была выполнена, все исправно действовало... И вот предзащита. Поднимается некто и говорит: «А какой здесь иностранный аналог?» Диссертант счастлив и необыкновенно так рапортует:

«Никакого. Мы - опередили».

...И было содрогание, и общий крен, и полуулыбки на лицах.

«Вы что, было сказано суровонасмешливо, вы разве не знаете? Вы, кхе-кхе, не читали? Вам, то есть, неизвестно постановление, запрещающее делать электронику лучше американской?»


Нет, нет, не надо. У Анатолия Павловича есть чувство юмора. Шутки - его стихия. Но только он смотрит глубже. Конечно, не иметь протопила нельзя, потому что вам тогда не выдадут авторского свидетельства. Это ясно. Но вот электронная лампа. Что значит, если говорят, что она - зарубежный аналог? Взята, значит, у американцев. Целиком. Содрана. Естественно, лампа-копия не может быть лучше подлинника.

В общем, защиту отложили. Буденный защищаться не умел, чего там. Уже когда подошел срок по графику, Анатолий Павлович перепахал «Электронике» и что-то такое оттуда сунул им в качестве прототипа («аналога»). О, сказали ему, хорошо, защищайтесь. Защитился. С трудом. «Драматически».

Но - защитился. А если б не обманул ссылкой на американцев, не видать бы ему научной степени. И потом, позднее, всякий раз, как случалось Анатолию Павловичу опередить американцев, одно и то же: не дадут работу завершить, а то и наказывали, даже предупреждали, что накажут, если... И разве с ним одним бывали такие вещи? Валентин Федорович Золотарев. Буденный ему отдает приоритет мировой на плоский телевизионный экран. Сейчас Япония выпускает, известно. Но это наше, советское авторское свидетельство и наши патенты в Японии, США, Франции. Так вот, шофером на грузовике работал автор. А был партийный, пробивной, с положением (завлаб в Зеленограде), имел охранную грамоту от партийных инстанций: «Немедленно устроить на работу». Нигде не брали. Потом и директора уволили. «Это уже незачем, потому что никакого участия не принимал», хохочет над кем-то Буденный. Смех у него временами жутковатый, ни у одного Мефистофеля не слышал хохота замечательнее.

А насчет В. З... Его судьбу решили Хранители Несостоявшихся Реальностей. Вы спрашиваете, что за мафия такая. «Ничего не знаю, хитрит Буденный. Это шутка. Могу изложить только факты, а они разрывчаты и противоречивы, логически не вяжутся».

Но что судьба электроников управляема оттуда, не спорьте, Буденный проверил. Да и нетрудно их придерживать, потому что настоящихто мало, единицы, сходите в патентную библиотеку и убедитесь. Среди рождающихся они редки, вот и все. И за ними следят.

Анатолий Павлович родился в 38-м году, в бараке. Детство его прошло в Грузии. Небольшой городок, шахтеры. В городской библиотеке прохладно и свободные столы. С малых лет он почему-то читал научные книги. Помнит подробно «Генетику домашней курицы» Августа Вейсмана, с портретами красивых кур, петухов и указанием, кто из них с кем спаривается-скрещивается. То же самое сообщалось о горохе монаха Менделя. Маленький посетитель городской библиотеки с увлечением приобщался к «враждебной идеологии» вейсманизма-менделизма. Ничего для себя необыкновенного в генетических комбинациях-рекомбинациях мальчик не обнаружил. А уж Бремы разные, Фабры - там вообще ничего понимать не надо, просто интересно.

Когда одиннадцать лет стукнуло, за теорию относительности, говорит, принялся, это действительно требовалось понимать.

Учительница литературы стыдила Анатолия, что он ни одной художественной книги не читал, а если человек не читает художественную литературу, он превратится в обезьяну. Анатолий не хотел в обезьяну превращаться, попросил в библиотеке какие-нибудь художественные книги. Получил для начала «Человека в футляре». Четыре раза начинал, дочитать не смог. «Послушайте, восклицает Анатолий Павлович, я и сейчас, убей меня бог, не знаю, кто там у них в футляре».

На восьмом году учебы переселился он из родного Ткварчели в Орджоникидзе, чтобы там поступить в техникум. Школьные, как потом и институтские, занятия казались ему слишком медленными, он в нетерпении устремлялся вперед. Был для переезда и другой повод: Национальные трения. Столкнулись мафии двух национальностей. «Они сумели так сделать, вспоминает Буденный, что грузинский язык, такой красивый, мы, школьники, ненавидели.

Считалось, что преподавать язык может всякий дурак, который не способен ни на что иное. Алкоголик какой-то преподавал...» Школьные успехи определялись взятками. Поступит ли он в техникум? Один абитуриент шепнул Анатолию, что несет учителю сорок рублей, я, говорит, хорошо знаю русский язык, но дам деньги, чтобы он не прибавил мне ошибок.

В техникуме Анатолий жил исключительно на стипендию. Двенадцать экзаменов с зачетами - все пятерки. А физкультурник говорит: «Как же я поставлю пять баллов человеку, который не может стоять на голове?» И был совершенно прав. Делегация фронтовиков все же уламывала его и уломала, физрук сдался. «Приходи, говорит, после занятий в зал ровно в пять. И только честно:

каждый день минута в минуту. Будешь тренироваться. Если ты такой неспособный и не можешь стоять на голове, я после этого тебе пять баллов ставлю. Горбатого могила исправит. Ну а если научишься, тогда сам бог велел». Три часа он тренировался и стал на голову. И сейчас стоит.

31 декабря 1954 года вместо пьянки Анатолий что-то паял в радиосхеме и гордился собой, думай о своем предназначении. В этот нарочитый день, вернее вечер, он дал зарок, что посвятит себя электронике. Как вы хотите, но вскоре его поставили на учет в МГБ.

Почему? Это пожалуйста. (Хотя настоящий предлог поди отыщи!) Техникумовский наш интеллектуал каждую неделю сиживал в республиканской библиотеке. Преодолев «Философские тетради», пустился дальше, зарвался, к нему уже приглядывались, а он сперва «Физику» Аристотеля взял, потом заказал «Метафизику»... Оставлять это без внимания, согласитесь, было нельзя.

К МГБ Анатолий Павлович питает сочувственное понимание. «Эти люди, говорит он всякий раз, ненавидят свою работу и, нарушая закон, чувствуют, осознают несправедливость таких дел». И МГБ попустительствовало Буденному, дало ему попасть в Московский нефтяной институт. Год уже, правда, был 1957-й.

Проучился Буденный семестр и понял, что институт ничего не дает по сравнению с техникумом. Сама техникумовская система ему даже казалась лучше: ежедневное занятия, как в школе. Это лучше.

И стало ему тесно. Пытался организовать кружок радиоэлектроники, потом затеяли за три года сдать экзамены, чтобы специалистами поскорее работать. Но в деканате идею потопили. «Досрочно? Только через министерство». Сунулся Буденный в Физтех, в МИФИ - не получилось, и перешел он в энергетический. Мечта! Автоматическое управление производством, машины с цифровым управлением... Это потрясающая вещь. На 3м курсе организовалось студенческое КБ - под влиянием академика; Акселя Ивановича Берга. Какой был человек! Аристократ, истинно офицер, блестящий, в адмиральской форме... Не испугался первым сесть экзаменоваться у компьютера. 30 лет назад они сделали в студенческом КБ компьютер, который обучает людей. Один год принимали на нем экзамены в Бакинском политехническом институте, результаты прекрасные. Потому что двойка - тут уж не поспоришь. Жаловаться было стыдно - вот он документ!

Но получалось, что дети министра и дети портного идут на равных... В общем, дело это похерили.

После первого семестра в МЭИ министр дал Буденному и еще нескольким «отмеченным» свободный график посещения занятий. Атмосфера была такая, что студент Буденный мог себе позволить организовать курс для инженеров и профессоров «Методы расчета транзисторных схем». На этот курс съезжалась «вся Москва». И потом самиздатом на ротапринте размножали, и он, проверил Буденный, ходит по сей День в Москве и по ящикам подмосковным.

Он был молод, искушаем (60е годы, поздняя «оттепель») и не всякий знак фиксировал. «А как подумаешь, подступало к нему временами, у них там, действительно, может быть, есть мощные компьютеры, и они, по рождении всякой новой сильной идеи, вычисляют, что произойдет, начиная отсюда». Громадность подсчетов такая, что они могут на много сотен лет точно всё, всё, всё... Допустим, впереди, в некоей исторической перспективе, высвечивается поворот на путь, ведущий к атомной войне. Загодя о том зная, можно избежать катастрофы. Изменить кое-что уже сейчас, чтобы поворот состоялся в другой точке, развитие пошло не там, не туда. Реальность же, что готовилась, ждала своего наступления, не состоится. Не сбудется. Со всеми своими большими людьми - гениями и злодеями. Жалко... Так жалко!.. И вот, чтобы сберечь, сохранить эти исторические украшения, отмененная реальность не отбрасывается начисто, не изымается полностью, а содержится как бы под невидимым колпаком. Для таких несчастливых реальностей заведены музеи.

Гипотеза, насколько помнится, впервые рассмотрена у Станислава Лема. Анатолий Павлович часто думает об этом. Американцы ведь вот не продают нам хорошие компьютеры, на которых можно было бы отслеживать далеко развитие событий и отбирать реальности. А он, Анатолий Буденный, есть не кто иной, как музейный экспонат, а? Разве зеленоградское руководство не пренебрегло его опережающими время идеями? Прямо-таки уговаривали отстать, не высовываться за пределы западного аналога!

С опозданием, но он теперь все понял, все. Как на третьем курсе ему не дали вторую форму допуска, когда шло распределение на практику. Не одному, правда, нескольким, и позднее все же оформили. Но - позднее... Хранители Несостоявшихся Реальностей следили, когда что можно, не забрел бы далеко, не выбрался бы из Музея.

И в Париже... Там тоже не отпускали его, тайно поднадзорного. Чего больше: письма его вскрывались. Вы сразу на консьержек - кому же еще! О, кабы так. Отношения с ними если и были натянутыми, то совсем недолго, потом наладились. Он ведь не жадный (как все тут), когда появились деньги, Анатоль никогда консьержку не забывал. На Новый год обязательно делал подарки. Однажды на улице нашел золотую цепь, детскую, но с золотой пробой, стоит шестьсот франков (в магазине смотрел; это купить 600, а попробуй продать, здесь ничего продать нельзя). У консьержки маленькая девочка, и ей Анатоль подарил цепь. Она как посмотрела...

На родине, дома ваши письма вскрывают нагло: над паром отклеивают и потом заклеивают, да небрежно, прихватят клеем и само письмо. Французские перлюстраторы аккуратнее. В углу или посередине конверта делают маленький надрыв, один-два миллиметра, как будто письмо согнулось, перетерлось. У них есть тонкий щуп с фотосчитывающим устройством и стекловолоконной оптикой. Засовывают его в конверт, специальный манипулятор конверт поворачивает, компьютер перерабатывает полученную графическую информацию, и прямо перед вами на экране письмо.

Вы можете затруднить перлюстрирование, если отправляемые вам письма будут складывать вдвое. Но разве всех предупредишь? Маме, близким друзьям Буденный сказал, но остальные... К тому же оказалось, что есть система, позволяющая видеть сквозь бумагу, как через прозрачное стекло. Это непросто объяснить, а если коротко - тот же принцип, что позволяет с помощью лазера видеть в тумане. Анатолий Павлович пока ломал голову, как и лазер обойти, проблема снялась сама собой: письма стали приходить просто открытыми.

Его приняли за шпиона, вот что. Его, который уехал буквально с ненавистью к Советскому Союзу. Ну какие чувства к системе может испытывать разработчик самого быстродействующего в мире компьютера, сделавшийся грузчиком? Ему и в голову не придет на эту систему шпионить.

А потом открылось, что они там шпионами считают всех советских. Косвенно о том говорила и статья о Буденном в приложении к «Сьянс э ви», посвященном советскому промышленному шпионажу во Франции.

Как же было не предупредить его, новоприбывшего, обо всех этих делах? Анатолий Павлович смертельно обиделся на своих советско-французских знакомых, что они, зная здешнюю слежку, болтали с ним, новичком, по телефону, не прервав, так, мол, и так... «По уровню слежки французское государство превосходит все, что мы себе представляем», громогласно заявляет Буденный.

А фортель с бюро переводов? Узнав в случайном разговоре, что Буденный ждет прибытия багажа с пишмашинкой, «вышибала» (прежняя работа владельца, на чем и разбогател) поинтересовался, никак умеешь печатать, дальше - больше, не знаешь ли ненароком высшей математики, и совсем уж под дурачка - не знаток ли, случаем, в электронике... Тут восторгу не было предела. Обещал Буденному работу уже не просто переводчика, для этого девочки есть, а начальника отдела, редактора... Своему, на другой день, звонит патрону, рассказывает в красках, какая удача - из Советского Союза, специалист... Анатолий Павлович рядом, слышит добродушное гудение шефа, прерванное, ну, так просто, «звать-то его?..» - «Буденный Анатолий». И вдруг трубка как гаркнет: «Не требуется!» А ведь позарез нужен был именно такой работник.

О мытарствах Буденного в Париже разговор особый, а здесь отметим лишь, что в конце концов приспособился он как-то, хотя и на черной работе, стал все же зарабатывать деньги, зажил самостоятельно. И Хранители почувствовали, что он уходит, ускользает от них. Где-то работает, платит за квартиру... В некий день они дали о себе знать.

Явились господа, якобы направленные таким-то (Буденный впервые слышит названную фамилию), в свою очередь информированным таким-то (то же самое), то есть - они от «французских друзей». «Чем занимаетесь?» «Туалеты вот хожу мою. 20 франков в час». «Ну как же так! Следовало обратиться к нам... Специалист по электронике. Мы всем помогаем...»

Стал он, по высокой рекомендации, ходить в дом с внутренним двориком и знаком обратной свастики на плитках пола. То ли миссия, то ли масоны, секта какая. Люди отобранные, одного пошиба, дипломатические... Бригадир-поляк поставил его на ремонт оконных рам. Работа была замечательная, здоровая мужская работа, а не эта гадость - драить туалеты, грязь собирать. 200 франков в день. Рамы большие, добротные. Каждую надо вынуть, пошлифовать, ошкурить, подравнять, сбалансировать, подложить шайбы, точно подогнать уплотнения, чтоб без труда закрывалось. То же самое с дверьми.

Напарником его был молодой симпатичный парень. Анатолий Павлович сразу предложил; «Знаешь, у меня сил много, мне надо работать физически (самолечение такое, против инсульта), а соображать головою я не хочу. Ты будь моим начальником, приказывай, что делать, - что поднять, что отнести, давай ты думай, а я буду исполнять, И тебе легче, и мне».

Молодому льстило такое доверие, и он старательно руководил.

Они завлекают Анатолия обещаниями. Будешь, говорят, работать электриком, получать семь тысяч франков... Это совсем другое дело! А потом - как покажешь себя - найдут ему и инженерную работу, тут уже вообще...

Напарника ему, однако же, меняют, подсовывают некоего Павла, поляка, невозвращенца, политического эмигранта, разговорчивого не в меру и плохого работника. «Павел, урезонивал его добросовестный работяга

Буденный, вы здесь не в Советском Союзе и не в Польше. Придет хозяин - с нас спросит. В прошлый раз мы с напарником два окна сделали, а если так будем, и одного не успеем», А тот; «Ни хрена, не бойся, ерунда». И точно.

Пришел хозяин, посмотрел, ни слова не сказал. А Павел все расспрашивает: «Слушай, что это у тебя за носки такие - зеленые?» «А что?» - «Так это ж, знаешь, выдают в КГБ». Действительно, у военных есть какой-то особый сорт носков. «Да ты, наверно, там работаешь, знаешь советские секреты. Скажи французам, они тебе мигом дадут хорошую работу».

День проходит, ничего не сделано, а хозяин хоть бы нахмурился. Нет, вроде бы доволен. Но других-то выгонял. Араба выгнал. Моментально. И не пожалуешься. Тем более что работают неоформленные «по-черному».

На другой день Павел признается: «Я, Анатоль, был комсомолец, всегда сочувствовал коммунизму, возьми меня в свою организацию работать». Анатолий Павлович первым делом послал его... а потом объяснил, что ни о носках, ни об организациях ему рассуждать совершенно невозможно по причине недавнего инсульта. А хозяина попросил убрать от него Павла, ну его. Анатолю надо успокоиться.

Ставят Буденного на другую работу - мешки, рамы таскать на пятый этаж. Они там, работнички, па одной вдвоем, а он как взвалит шесть штук на плечи и пошел... Он же грузчик, сто килограммов несет на плече свободно. Потому что знает, как положить, не сломав позвоночник. Но и тут Павел к нему прицепился. Анатоль снова не поддался и нагрубил в адрес «хозяев» Павла. На следующий же день вызывает его Зигмунд, бригадир, и говорит: так и так, я недоволен твоей работой, ты уволен.

Были, конечно, у него ошибки, о которых он жалеет. Но то ошибки, а не сознательные действия. Просто он доверился. А доверять нельзя. Советским тоже. Откуда, например, известно, что работники советского посольства или консул не являются, допустим, иностранными шпионами? Не может он знать этого. А ведь его изобретения из области микроэлектроники имеют стратегическое значение. У кого микроэлектроника лучше, тот и выиграл. На 20 % быстрее среагировал ваш компьютер, и ваш снаряд сбивает вражеский, а не наоборот...

Угловым лукавым взглядом посматривает в вашу сторону, отрывисто хохочет, и вам вспоминаются строчки из его «Самогона»:

«Конечно, всякий уже давно понял, что автор - недоучившийся алкоголик с интенсивным бредом паранойяльного типа. Он надоедает всем порядочным людям со своей электроникой, что само по себе еще не представляет большой опасности для общества, так как он все же не буйный... Но этот бред так силен, что когда он получает осциллограф (чтоб имел себе игрушку и отстал от порядочных людей), то его бредовые схемы часто работают, на них выдаются патенты, о них публикуются статьи...»

Не так все просто, милостивые государи! Даст бог, мы еще к этому вернемся.


Изобретатель и рационализатор, No.12-90

Самогон, как средство самоутверждения


Самогонный аппарат БудённогоДогадайтесь, что держит в своих пальцах Анатолий Павлович? Да, это то самое, на 2 л продукта в час. Ему хотелось, чтобы чудоаппарат был сфотографирован на фоне источника питания для компьютеров, также сверхминиатюрного для своего времени (70е годы): его размеры на два с лишним порядка меньше существовавших в 70е годы.

На улицах Парижа голодный человек чувствует себя голоднее.

По приезде в Париж...

О, по приезде в Париж была торжественная встреча с, так сказать, семьей. Родственники жены - братья, сестры... Речи о тоталитарном режиме и ученом, вырвавшемся в свободный мир...

Под Парижем у нее квартира, в Фонтане. Государственная, за такой квартирой стоят 10 15 лет в очереди. Выгодное дело: оплата втрое дешевле частной. А в Париже, между прочим, чтобы снять жилье, человек должен предъявить справку о своей зарплате, и если плата за квартиру превышает 30 процентов от заработной, полиция разрешения не подписывает. Все слухи об отсутствии там паспортов, прописки Анатолий Павлович разоблачает как низкопоклонную ложь.

Муж, жена, планы семейной жизни. И тут супруга, наклонившись, негромко объясняет, что жить ему будет у нее невозможно. Анатолий Павлович обомлел, дара речи лишился:

«Дорогая, едва вымолвил он, в Москве ты говорила не так». На прощанье, приободрясь, обещал: «Вот погоди, максимум два месяца, я приеду к тебе объясняться на своей собственной машине».

Ну да, не сегодня-завтра он будет работать по микроэлектронике. Прекрасная сложится пара. У супруги приближалось время окончания занятий в Сорбонне, она медик... Еще в Москве, в пору ухаживания Анатолий Павлович намечал сблизить их профессиональные интересы. Работал он слесарем в МГУ. Тем не менее аспирантка из Франции увлеклась его перспективностью и взяла, так сказать, на вывоз.

Но это легко сказать - приеду на своей машине. А пока ему надо было думать, где поселиться. Не больното его ждали в Париже, поди сними.

Шамбр де бон... Как всякое слово звучит по-французски! А это комната для бонны: 6 м2 площадь пола, 1,5 м2 потолка.

Денег у него не стало почти что сразу. Супруга оказалась сама в долгах, брат без работы, сестра еле сводит концы с концами... Это они когда сюда, в Союз приезжают, расписывают свою жизнь. Их половина там безработных, в долгах, их, может, полиция разыскивает, а в России они ого-го!

Поначалу кругом была масса друзей. Знакомство с человеком, который будет разработчиком электроники, это, знаете... Конечно, все не так просто, надо учить французский язык. А чего ради? Франция выпустила недавно свой первый каталог интегральных схем, получился очень жиденький, даже с советским ни в какое сравнение не идет, так на каком языке он был издан? На английском, чтоб вы знали. Это для французов настоящий шок, потому что втайне они националисты. Микроэлектроника, в общем, на английском.

Он стал вскоре всех раздражать такими ответами. «Вас не спрашивают, зачем, почему... Вы здесь не у себя в стране! Мы тратим столько времени, чтобы с вами тут возиться...» - не веря ушам своим услышал он от парижских друзей, которые знали его в Москве.


700 франков, что обменял на советские рубли, это крохи. Даже ему, натренированному жить на пределе. В Москве Буденный эксперименты проводил, на какую сумму человек может продержаться. Ради интереса. Два месяца экспериментировал. Питался по-научному, чтобы все было в норме: жиры, белки, углеводы, чтоб всех необходимых аминокислот (их 26) хватало, витаминов. Полноценное питание, купленное в магазинах, обходилось в девять рублей за месяц. Сейчас, понятно, не девять, а 3040, потому что хлеб подорожал, был 18 копеек килограмм, теперь 25. А в Париже он тратил 300 франков в месяц! Это был настоящий голод.

Однажды Анатолий Павлович имел неосторожность включить отопление, так хозяйка устроила настоящую истерику. Он перестал себе подогревать еду... Но все равно - угроза выселения ощущалась им каждодневно, у домовладельцев тонкий нюх на будущих неплательщиков! Что было делать? Унижаться. Ничего не оставалось. Он обратился к жене. «Ты мне говорил, что будешь здесь инженером, ведущим разработчиком, а я этого не вижу, и потому подаю на развод», объявила она.

Как он это время жил? На подаяния. Не на улицах, по знакомым, но - побирался. Приглашали его на благотворительных вечерах быть поваром, триста франков кто-то сунул на пропитание... Однажды свезли его на каменоломню - подработать. Мужик здоровый, он там чуть не загнулся: надо было грузить 75 тонн камня в день.

За сто франков.

Видя его «неблагодарность», стали постепенно все от него отходить. Где-то два-три дня работал и все. Хозяйка предложила ему освободить комнату, свет отключила. Он пытался грызть сырую картошку, ел сырые яйца, страшно мучился болями в почках. На письмо папе римскому получил ответ, что это ваши светские дела, мы вам помочь не сможем. Ко всему прочему у него украли бумаги. Он еще раньше обнаружил (делал приметы), что ходят к нему в его отсутствие. Письма его, вы знаете, вскрывались. На почте и говорить об этом не пожелали, а друзья, те прямо оскорблялись за Францию.

Хотел удавиться - веревки не было.

Как он просчитался! Ведь ничего с собой не взял. Зачем? Он заработает на куда лучшие вещи! И вот, ходит в протертых кедах, фактически ступнями прямо по асфальту.

Как-то после трех голодных дней он не мог проснуться. Не мог встать с постели. Он оглох. Лежал несколько дней. Единственно, на что хватило ему сил, это подползти к двери и поставить в щель ботинок, чтобы не захлопнулась в коридор, куда выходят двери пятнадцати таких же неудачников, как он, и на всех один туалет. Никто не пришел ему на помощь, не заглянул даже. Не помнит, как встал и когда. На неприкосновенную последнюю монету дозвонился в ближайший госпиталь, сказал, что умирает, что у него инсульт. Но то оказался военный госпиталь, и ему отказали. Решил тогда умереть на улице, только бы не в шамбре. Он ходил с перекосившимся лицом, слушал, как голова его переполняется кровью, что-то там булькало. Боялся остановиться, чтоб не потерять власти над собой... Какая-то женщина взяла его к себе...

Наняли его убирать грязь в квартире некоей дамы. Платила она ему бесстыдно мало. Другой благодетель, «братславянин» взялся ему протежировать. «Я слышать потом не мог, когда они говорили: «Да, брат, мы должны друг другу помогать», вспоминает Анатолий Павлович. У него же инсульт, ему нельзя нервничать, нельзя даже шевелиться сильно, поднимать тяжести, все булькает внутри, ухо не отпустило, звенит... А этот «славянин»...

Оставит, бывало, Анатоля в автомобиле - сторожить. Это выгодно! Потому что если так бросить машину - оштрафуют, а ктото есть, говорит жалобным голосом: «месье ажан, я очень болен, человек пошел за лекарством», другое дело. Славянин отказался за это платить, и Буденный не стал больше с ним ездить - оштрафовали сразу голубчика за один день на 600 франков!

У Марины, жены этого сердобольного, пропала как-то цепь золотая на 12 тысяч франков, и они обвинили уборщика в краже. Стали угрожать, потом лицемерить, приходи, мол, будем вместе искать, мы тебе за это заплатим как за работу. Ну, допустим, украл. Чего не сделает человек с голоду. Но ты же христианин, через слово призываешь к братству и милосердию, должен же простить. Тем более - после инсульта «брат». Потом сами нашли. Оказалось, дамочка засунула цепь в коробку сигарет и оставила в туалете.

За двадцать франков он работал как вол. Но ему физические нагрузки как раз против инсульта были что надо. Работая как вол, он вроде бы лечился.

Мадам жила в пятнадцати километрах от его дома. Пешком два с половиной часа. Встанет на заре и пошел. Да у него и денег нет ездить. Восемь часов работал без перерыва. Правило такое себе взял - на обед перерыва не брать, во время работы ничего не есть и не пить. Закончил, принял душ (разрешили), грязную одежду в сумку, одел чистое - и обратно пятнадцать километров.

Кого он тут только не повидал, с кем не познакомился!

Дмитрий Савицкий... Известный писатель, выступающий по «Свободе». В собачьих условиях жил. Потом подвезло. Отрекомендовался как специалист-антисоветчик и показал Анатолию удостоверение журналиста. Другой кто напишет статью - не возьмут, а вот когда удостоверение - берут.

Удостоверение выдается в том случае, если автор статьи правильно отражает действительность. Судит специальная комиссия, и каждые два года продляют. Если он неправильно изображает действительность, не продлят. Это так на советские дела было похоже, просто смех. Савицкий говорил, что он друг Эдуарда Лимонова. Ну, у Лимонова таланта побольше, и Буденный очень хотел встретиться с автором «Это я, Эдичка». Но хотя ксерокнигу Анатолия Павловича тому передали, и хотя влияние Лимонова в ней улавливалось, Лимонов встречаться не пожелал, из чего Анатолий Павлович заключил, что тот нездоров. Если человек, писатель, не хочет встретиться с такой редкой птицей, как живой изобретатель... Не так часто это представляется! А потом, уже в Москве, предположение подтвердилось: рассказывали, что он приезжал из Нью-Йорка в Париж и ни с кем из закадычных не общался. Здравствуй - и все.

Абрамович Игорь - Буденный ходил, в Москве еще будучи, на его сборища, был свидетелем его голодовки... Тоже электронщик. Выступал два раза по «Голосу Америки», неправду говорил, Буденный-то знает, видел он этот Запад. На письмо Анатолия Павловича не ответил, понял, видно, что обманывал, и теперь стыдится. Другой его приятель бежал из Израиля. По-настоящему, с преследованиями. В Париже бедствовал, ночевал в общественном туалете. Как же так, дивился Анатолий, считал себя евреем, и из Израиля сбежал? «А там, - отвечал приятель-еврей, антисемитизм».

Гостем в кибуце был недели две, хотел там устроиться, но его не взяли. Они там, говорит, не всякого берут. Израильский беженец рассказывал об устройстве кибуца, и получалось, что это колхоз. Суперколхоз. У них даже нет своей собственности. Если выходит человек из кибуца, он должен оставить там все, вплоть до телевизора. «Как у нас было в первые годы», вздыхал Буденный. Мы же отказались от этого, потому что неэффективно.

Никто не хочет работать, все хотят иметь... Нет, возражал беглец, все работают хорошо и высоко-эффективно. «Кругом какой-то страшный обман, заключает Анатолий Павлович. У нас говорят, давайте разгонять колхозы, давай частную собственность, давай землю разделим. При том забывают, что в Израиле...»

Кого особенно мечтал Анатолий Павлович здесь повидать, оказывались почемуто недостижимы. Браиловского, главу московских интеллектуалов-диссидентов-отказников... Яна Горского, учителя своего еще по Московскому нефтяному институту, сильнейшего электронщика...

Диссидентские настроения были утешительны Анатолию Павловичу в Москве. У него ведь вот тоже не клеилось, хотя какой он диссидент... Комплекс у него развился, прямо ненависть к электронике. Четверть века миновало, как он сделал самый быстрый в мире компьютер, и нет этого компьютера ни в одной стране. 50 миллионов операций в секунду!.. Тогда, в 1967 году! Вот сейчас уже, живя временно в Союзе, не удержался, взял почитать одну из последних книг по электронике. И что же? Восемь миллионов. Но сегодня и пятьдесят миллионов нельзя, это надо было 23 года назад, сейчас меньше, чем на пять миллиардов - нельзя! «Пять миллиардов операций в секунду - минимальная скорость компьютера, который можно сделать сегодня по моим схемам», кричит в безнадежном отчаянье Буденный.

Сколько советских ученых нужно лишить возможности работать, чтобы наука в Союзе остановилась? Этого он не скажет, но чтобы остановить всю электронику, достаточно пяти, а может быть, и трех.

Советский изобретатель нищает. Ему, уникально одаренному способностью создавать стоимости, в сотни раз превышающие затраты, оставляют жалкие крохи. Куда тут «относительному» или «абсолютному» обнищанию пролетариата! Рабочий человек худо ли бедно добился, что за свой труд, который стал несоизмеримо более легким, получает вознаграждение большее, чем сто лет назад. А ученые? Изобретатели? Те немногие, что в послевоенные годы получили вознаграждение на полную катушку, то есть 20 000, теоретически могли купить 34,5 автомобиля «Москвич» (580 руб.). В 1950 году государство при тех расчетах могло получить экономию от изобретения порядка 200 миллионов рублей, то есть 99,99 % прибавочной стоимости присваивало. Один наш знакомый, сумевший выколотить за свое изобретение 5000 рублей в 1961 году, купил автомобиль, а на кооперативную квартиру все же не хватило, немного одолжил.

Существует статистический закон, подтвержденный многократно для НИИ: 20 процентов всех инженеров дают 80 процентов всех изобретений, то есть в среднем каждый из этой «двадцатки» в 16 раз продуктивнее каждого из «восьмидесятки». Для кардинальных изобретений закон еще круче: 1 и 99.

То есть 99 процентов изобретательского крупняка дают те, что в этом одном проценте. Но им-то, немногим, и выпадает по максимуму - либо унижением, называемым соавторством, либо пожизненными мытарствами в коридорах бюрократических заведений, либо тюремным заключением... Тут и эксцессы, разумеется. Автор новой конструкции хирургического инструмента на все свои заявки получал отзыв некоего авторитета, отрицавшего полезность, эффективность технического решения, хотя заявитель предлагал оппоненту убедиться в обратном воочию. На одном из очередных научноэкспертных советов авторитет вновь письменно подтвердил: «Не эффективно».


Изобретатель тогда достал из портфеля инструмент и на глазах собравшихся доказал несостоятельность возражений: вмиг отрезал голову упрямца. Известен случай, когда другой отчаявшийся, возможно, чокнутый, застрелил в коридоре ВНИИ госэкспертизы врага - эксперта...

С последнего места работы по специальности Анатолия Павловича уволили как не выдержавшего испытательный срок.

Вышел он на улицу и побрел куда-нибудь. Не миновал и квартала - видит надпись:

«Требуется пожарник». 70 рублей. День дежуришь, три дома. Поступил пожарником. Работа не изматывающая. Обходы предприятий... Или сами приходят за разрешением. Сварку, скажем, запланировали. «Имеет огнетушитель такого-то типа, два ведра с песком, воду... Разрешаю». Ночами дежурил на опасном объекте - деревоотделочной фабрике на Электрозаводской. В общем, для интеллектуальных занятий должность пожарника предоставляла возможности хоть на посту, в будке, хоть вовне.

Но пожарное начальство иначе что ли смотрело, и Буденного уволили. Были еще у него разные службы - в Ленпромавтоматике, на хлебозаводе No. 8, слесарем в мастерских МГУ... Хлебозавод с его простыми честными нравами полюбился изобретателю, и он верой и правдой крячил там грузчиком лотков несколько лет. Работа дьявольская, «давай-давай», кругом лимитчики, он один просто так, а норму выполнял.

Такому человеку, как Анатолий Павлович, нельзя же, конечно, быть грузчиком - и все. Он искал и занятия уму.

Как раз в эту пору его знакомые из диссидентских кругов попадали в психбольницы. Он определенно знал, что они нормальные люди. Самые нормальные. Но когда несколько подряд кануло в дурдом, решил он с психиатрией поближе сойтись. Это его правило: взялся что изучать, так с первооснов. Накупил учебников, монографий. Учебник Случевского был особенно силен, Буденный просто зачитывался. Описывает сплошь и рядом людей, которые с нашей, житейской точки зрения молодцы ребята, ан нет. Ну например, изобретатель, новатор какой-нибудь. Получил авторские свидетельства, внедрил столько-то новшеств, народному хозяйству дал кучу денег, тысячи и тысячи.

Мало того: добивался признания своих идей, требовал вмешательства инстанций, общественности, пользу, в общем, принес громадную. Диагноз: паранойя. То есть достаточно, чтобы у человека было чуть больше энергии, чем хотелось бы другим, и друзья-психиатры определят его в параноики. Тогда конечно...

Более всех привлекал его Браиловский. Анатолий Павлович бывал на его семинарах. Идея мероприятия была поддержать форму у ученых-отказников, уволенных с работы после подачи заявления на выезд. Анатолий Павлович эти действия против них не считает какими-то чрезвычайными. В цирке, например, есть такой порядок:

артист может отказаться выполнять номер с кем-то, кого дают ему партнером, просто по недоверию. Это считается законным основанием. Такая профессия! Или, например, в магазине, в отношении, например, кассирши.

Можно уволить: не доверяю - и все. Ну и их вот ученых-евреев после подачи документов увольняли. И Браиловского тоже уволили. А ученые, они ведь нуждаются в постоянном общении, тем более такая нужда была при длительном отлучении от научной среды, ведь люди ждали разрешения на выезд годами, и некоторые мало надеялись, что это вообще когда-нибудь произойдет.

Научные семинары Браиловского были великолепны. Там разминались очень сильные умы. Приезжали на семинары люди и из-за границы, особенно - из Израиля. Анатолий Павлович так и зажигался, так и горел, слушая этих умников, сам подавал реплики и выступал. Браиловский подал на выезд не по своему еврейству, а по диссидентству, уезжать не хотел, «родина здесь», ну и так далее. Анатолий Павлович живейше участвовал в дискуссиях на тему о том, кого можно считать евреем. Как оказалось, это был совсем не простой вопрос. Среди суждений на сей счет было такое, где критерием выдвигалось обрезание. «А как же первые - Авраам, Исаак, они ведь не были, не могли быть, так сказать, обрезаны?» - повернул неожиданно Анатолий Павлович. Проповедник из Израиля был смущен и не сразу нашелся что ответить. Анатолий Павлович детски улыбается, не скрывает гордости, что поднял тонкий талмудистский вопрос. Да, конечно, он приветствовал семинары Браиловского, потому что действительно нельзя мешать общению ученых, это варварство, это фактически тюрьма. И вот за рубежом он оказался в такой тюрьме...

Было у Анатолия Павловича и другое дело для души: самогоноварение. Подтолкнул его, как вы помните, пример тещи. Ну а зять подошел к вопросу широко, научно. Не прекращая живой повседневной практики, насыщенной новаторством, экспериментами, изобретатель проник и в историю и в теорию вопроса, к самым корням ректификации, ее массообменным тонкостям. Ему открылись глубины понимания спиртных напитков. Взять, к примеру, «Советское виски». Почему оно пользовалось в свое время такой популярностью? Потому что там был чистый водочный спирт безо всякой сивухи. То есть в отличие от несоветского, настоящего виски.

Дело начинается, конечно, на амбициозной почве. Сделать такой продукт, чтобы... Ну, сами понимаете. Особенный шик, когда приглашенные не могут определить, которая «Столичная» и которая домашняя.

«Когда самогонщик впервые получит прозрачный как слезинка напиток двухкратной перегонки 70-градусной крепости, когда настоит его на сушеной вишне и увидит рубиновое чудо, душа его поднимается к небу», заразительно пишет Буденный. Надо, однако, не упускать из виду, что итогом этих предосудительных в общем понимании, противозаконных занятий были изобретения, если не открытия автора, получившие отражение в специальной литературе! Как тут судить, сам черт ногу сломит.

«Но настойка, развивает свою эмоцию изобретатель, это всего лишь настойка, а высший класс - чистая водка, которую можно пить прямо и честно, безо всяких отшибающих добавок, и когда достигнут этот класс, можно презреть всякие там коньяки».

Понадобился год напряженных поисков, пока у него получился напиток лучше «Московской». Теперь надо было преодолеть высокомерное недоверие к «самоделке» со стороны родни. А потом был триумф признания. Ему льстили гости - сертификатные ребята: «Ну просто «Смирновская!» - не понимая, что, напротив, принижают его шедевр этим сравнением.

У читателя нарастает удивление. Ну мало ли что люди делают, так ведь не обо всем же писать! Дело-то противозаконное. Однако Буденный начеку. Помилуйте, мол, а с чего вы взяли, что раз я о том говорю да пишу, то значит и делаю? Например, убивать людей нельзя, но писать об убийствах - сколько угодно, очень даже хорошее дело. Если на полную чистоту, то да, он капельку производил продукт, капельку пробовал, но до Указа Президиума Верховного Совета об усилении мер...

Как всякий новообращенный, он большой пурист и ревнитель, как дело касается его предмета. Насчет добавлений к водке, скажем, очень строг. «Петровская», «Кубанская» вообще лишены им звания водки, потому что добавлено там, по его компетентному мнению, слишком. Ему смешны обывательские разговоры насчет водки, которая якобы сделана «по старинному русскому рецепту» и которая якобы лучше современной. Потому, боже мой, это невозможно, что ту делали безо всяких очисток и колонн. Настоящую водку научились получать только в наше время.

Водка - это самогон, который пьют ни на чем не настаивая. Однако прежде надо как минимум перегнать этот самогон шесть раз. На современном заводе спирт перегоняется 50 100 крат, поэтому водка может быть изготовлена из любого сырья. Из любой гнили и отбросов. И все равно после такой ее перегонки самая вонючая водка самого последнего завода, сучок, керосиновка «в тысячу раз чище самого чистого коньяка». Только напитки, в основе которых лежит спирт, проповедует Анатолий Павлович, чистые, будь то настойки, аперитивы, бальзамы, ликеры, кремы, пунши.

Как человек научного, технического склада, наш изобретатель сразу ухватил главное. Вода кипит при 100?, а спирт при 78, и если держать точно 78,1 а еще лучше 78,01, весь спирт уйдет и останется вода. Для него, автора изобретений и десятков научных статей, сделать аппарат, поддерживающий температуру с точностью до десятых и даже сотых долей градуса, никаких трудностей не представляло. Ну а опыт, чтоб не сказать искусство,изготовления вин, уменье быстренько состряпать готовый к употреблению напиток с крепостью, прошли проверку на овощных базах, в подшефных колхозах, куда автор охотно, без нытья отбывал по первому приглашению.

Пиво - совсем другое дело. Оно едва ли доступно для домашнего умельца. Малейшая ошибка в любой из операций превращает пиво в ту козлиную мочу, что можно попробовать, будучи вне Москвы или Риги, где тоже под пивом нередко понимается указанный выше напиток.

Вас интересует брага? О медовой не спрашивайте, так как мед пчелиный сегодня фикция.

Наливки хороши тем, что простота изготовления и доступность сырья позволяют вам довести этот напиток до 15 и даже 17-градусной крепости.

Интересное для Анатолия Павловича начинается с операции 23-кратной перегонки. Впрочем, он широких взглядов человек и тем выгодно отличается от разоблачителей, известных своею нетерпимостью. Ты готов пить прямо то, что забродит, что капает из аппарата, мутную жидкость с отвратительным запахом и вкусом и находишь в этом удовольствие? Ну и ладно. Но большинство полагает все же это мерзостью. Самогоны настаиваются по нескольку, иногда по двадцати и более раз, на всевозможных веществах, отбивающих их сивушность.

К коньяку отношение нашего аматера скептическое. Ничем коньяк основательно не отличается от обычного сахарного самогона двухкратной перегонки. Коньяк даже богаче сивушными маслами. О кальвадосах всяких, джинах, ромах он и рассуждать не намерен, потому что это «просто отрава». И француз, который причитает, узнав, что в России пьют одеколоны, должен также знать, что виски по составу хуже любого одеколона. «Тройного» - точно хуже. Потому-то кальвадосы подолгу настаиваются. Коньяк - виноградный самогон, джин - самогон из ржаного пива или браги, настаиваемый на можжевеловой ягоде. Виски - самогон из ржаной, кукурузной или ячменной браги, выдержанной в дубовых, обугленных внутри бочках. В общем, самогоны все это, если кто ожидал чего другого.

Вкус западного потребителя испорчен, потому что он в массе своей не знаком с водкой. Только этим объясняется, что на Западе могут пить виски и будто бы даже одобрять его очевидную сивушность.

Лгут и здесь: добавляют содовую, томатный сок, душистый перец, чтобы отшибить сивуху.

Пока Анатолий Павлович творил чудеса самогоноварения приватно, для своих, этим своим искусством собирая среди разношерстных компаний (до которых всегда был охоч, а теперь и стал незаменим) скромную дань благодарности, клятв верности до гробовой доски - все шло хорошо, гладко и славно. Положение изменилось, как только Буденный углубился по своему обыкновению в теорию и пришел к выводам, в которых проглядывал человек, мыслящий одновременно и категориями электроники.

Намечались столь решительные перемены в спиртоводочной отрасли, что могли быть задеты основы... Нет, не только конструкций чего-то там, режимов каких-то процессов, ректификационных колонн и прочего такого - речь могла идти о проблемах неустойчивости массотеплообменных процессов в данной конкретной технологии и шире, о неустойчивости экономических явлений, социальных, непредсказуемых сдвигах... Были опять конечно же полуулыбки, неясно, понимания ли, сожаления... А как болезненно реагировали члены коллегии министерства, как испугались французские патентоведы...

Хранители Несостоявшихся Реальностей, пожалуй, в тот раз перестарались.

Впрочем, оставались верны своему правилу действовать так, чтобы все шло как бы само собой, естественным путем. Обстоятельства для того складывались удачно. Занятиям Анатолия Павловича наукой самогоноварения сопутствовали сбои в его семейной жизни. Как бы случайное совпадение. Нет, то было никакое не особенное, а обыкновенное семейно-коммунальное дело. Квартирная ссора. Заурядный конфликт. Он где-то был запланирован с самого начала. После свадьбы (первой, в Москве, до француженки, вы поняли, конечно) было решено, что молодые сколько-то, недолго, поживут с родителями жены, пока, вот-вот, тем не дадут долго-долго жданную квартиру. Как оно бывает, «вот-вот» затянулось на годы, и потихоньку развилась кухонная вражда, вовлекшая, наконец, и мужчин.

У Анатолия Павловича есть точные доказательства, что дело это фальшивое, а настоящее дело по сей день лежит в секрете, и что там приговорено - неизвестно. Ссора и ссора, казалось бы, делов-то. Вызвали милицию. Тоже не новость, тесть часто к этому прибегал. А тут приехали и Анатолия забрали. Милиция вообще-то к нему, он чувствовал, относилась хорошо, но мы, говорят, обязаны реагировать, ссоры не первый раз. И вот он в камере. А дама-следователь читает заявление жены-страдалицы и говорит ей, разве так заявления пишут? Ну мы его тогда выпустим и что дальше? Вот давай я сейчас напишу заявление, а вы подпишете. И написала: избивал стулом, по чем попало, в общем, полная разнузданность. Три дня держат, наконец, зачитывают заявление.

«Я говорю жене, заново переживает свою историю Анатолий Павлович, что же ты написала? Я просто озвереаю. За то, что она написала, могут посадить», «Ой, я погорячилась, я не сама писала, а мне дала подписать следователь. Беру заявление обратно». Ей на это: «А мы вас привлечем за клевету».

Тем не менее его выпустили недели через две. Дома, как ни в чем не бывало. Звонят из милиции: надо дело закрыть, приходите. Надо так надо. Спокойно, в белой рубашечке, галстуке, является туда и - не возвращается. Арестован. Без суда держали 45 месяцев. По бытовой-то, мелкой ссоре... Смешно, сами понимаете. А дальше? Шесть тюрем человек прошел. Был в камерах с уголовниками, психами, алкоголиками. Попал в Матросскую тишину...

Нет, дорогие граждане, тут не мелкое дело, тут что-то другое.


Изобретатель и рационализатор, No.02-91

Тюрьма


На пятьдесят камерников трое убийц сидели, может, напоследок, перед расстрелом, в общем, обстановка была неважная, нервная, мнительная. А тут подсаживают новенького, и Буденный узнает - по его это душу. В тюрьме, как наблюдал Анатолий Павлович, не защищают никого, не принято, двое дерутся - третий не лезь. Зрители подсказывают, подзуживают, издевайся, глумись сколько угодно - не вступятся.

А его защитили, не дали. Камера, на счастье, подобралась из уголовников в основном хозяйственных. Их было две группы: подпольные цеховики-трикотажники и те, что по делу «Дагвино». Организаторы, дельцы, каким-то чудом прорастающий еще, после тщательной 70-летней прополки, сорт людей. Им стать бы законными миллионерами, кормить со своего стола и культуру, и медицину, и церковь, и образование, и просто отдельных чудаков-художников, изобретателей, музыкантов, поэтов… Шли по статье о хищениях в особо крупных размерах с букетом незаконной предпринимательской деятельности. Конечно же Анатолий Павлович был для них свой, умственный человек. Мог и совет дать. Хозяйственники окружили его заботой. Несчастные убийцы, грабители, воры сразу скумекали, что все они мелкота перед «Дагвином» и трикотажниками, да и невыгодно и небезопасно было с солидными преступниками ссориться - связи у них на воле, и харч оттуда идет такой, какого рядовому убийце во сне не приснится, им кормится вся тюрьма от высшего начальства до рядового смотрителя, до последнего мелкого карманника, если хорошо себя ведет в камере.

Трикотажники на сверхплановом и левом сырье, на простаивающем и прикупленном оборудовании организовали производство кофточек, джемперов и прочего вполне сносного барахла. Без чудовищных накладных расходов социалистического предприятия с его заботой о занятости людей и безучастностью к результатам труда. Они утаивали доходы, вместо того чтобы отчислять их на содержание дорогих государственных людей, ну вот - тех же охранников, конвоиров, хорошо платили рабочим, а не только начальникам, развращали рабочий класс. Дела у них шли чересчур замечательно, а это добром не кончается.

Дело «Дагвино» близко интересовало Анатолия Павловича, и он действительно давал кое-какие консультации главному инженеру завода, человеку лет пятидесяти, исключительно благородной внешности, как это принято у кавказцев. Они нарушили коммунистическую мораль и преступили социалистический закон через воровство коньяка. Воровство было исключительно отечественного толка, когда истец (государство) не ощущал, что его обкрадывают, что он обкрадываем, да и не имел, собственно говоря, ни малейшей возможности ощутить себя пострадавшим, а только лишь мог о том узнать, воспитав для этой цели и широко внедрив такую славную патриотическую черту, как доносительство.

Дельцы, конечно, были под стать: доморощенные, нацеленные хапнуть, без дальних планов. Какие там дальние, какие планы... В общем, ясно.

Операция была, по сути, внедрением изобретения. Мужик нашелся - изобрел, как получать коньяк по-новому. Вот и все. А дальше чисто: вы, пьющие люди, получаете нормальный коньяк, они - как временные монопольные владельцы новой технологии - деньги. Большие. Ну и что? Коньяк-то ни ценой, ни качеством не уступает обыкновенному.

Никакого бы мошенничества во всем том не было, если б изобретение признать собственностью изобретателя.

Авторского свидетельства тот мужик не брал. Сам сообразил или ему подсказали, что не стоит, нам это неизвестно. Противозаконно, не спорим, так ведь... В общем, ясно.

Изобретение навеяно, можно сказать, старым обманом, который за обман уже не считается, а вошел в стандарт. Массовое производство без этого не обходится! Так вот, коньяк массовый, демократический, выдержанный в дубовой бочке три-четыре года, колера не набирает, остается бледноват. Вы возразите, дескать, что за условности, какая разница! Но это в вас говорит человек эпохи дефицита. А появись сколько угодно, бледный коньяк не купите. Тогдато как раз, в 70-е, было его сколько угодно, 4.12 - и на здоровье.

Марочный коньяк - другое дело, за 1520 лет он задубеет до желтокоричневого тона натуральным образом. А коньяк-выскочка, трехлетка - это старший лейтенант, который нарядился полковником. Бледный немарочный коньяк подкрашивают. Колер делают из карамелизованного, варенного при высокой температуре в особых котлах сахара, коричневого, почти черного. От добавления колера в коньячный спирт крепость его снижается с 70° до 41. Фотоприбор контролирует насыщенность цвета по эталону, строго. Из-за добавления жженого сахара удельный вес коньяка повышается. Если вы теперь опустите в рюмку спиртометр, то он покажет не 41°, а на два меньше, 39. Вы можете подумать, что обман, разбавили. Нет, так положено, есть официальное распоряжение признавать 41, а не 39, то есть добавка сахара на самом деле крепости как бы не меняет.

А тот умелец знал, как сварить карамель с оптической плотностью раз в пять выше обычно получаемой. Теперь, чтобы добиться стандартного цвета, достаточно долить пятую часть положенной порции карамели. В этом все дело. Добавка малого количества карамелизованного сахара означала, что практически не меняется и плотность коньяка, вместо того чтобы повыситься, как происходит обычно. Но теперь вы можете воспользоваться «льготными» двумя градусами крепости, которые даны для компенсации, и добавить водички, чтобы крепость понизилась как будто вследствие добавки колера.

Экономия получалась двоякая. Вопервых, выпускалось в пользу изготовителя примерно 22,5 процента коньяка, а вовторых, в его же пользу оставалось четыре пятых сахара, идущего для купажа. Партии трех, четырехзвездочного коньяка значительны, соответственно и барыши у «Дагвино» были «крупных размеров».

Буденный с лету воспринимал тонкости технологии, не расспрашивал, как мы сейчас его, нет, даже поправлял рассказчиков из «Дагвино», давал им советы, как защищаться во время судебного процесса. Ужас! Директор еле-еле волочил в спиртном деле, сюда бы того умельца, он бы дал показания квалифицированно, со знанием дела, да поди его сыщи. И ведь суд, конечно, не разберется, тут как-никак своя специфика, а будет решать вопрос жизни и смерти. Анатолий Павлович переживал, как если бы решалась его судьба. Ему приходило на ум, что задача следственных, судебных органов, должно быть, не разобраться во всяком деле, а какая-то иная, простому человеку неведомая. Взять его случай... Он сидит вместе с людьми, обвиняемыми один в убийстве, другие в хищениях по статье о высшей мере наказания.

Положим, он бы, Анатолий Павлович, трикотажников и группу «Дагвино» не казнил, а в пример ставил, выдвигал, как истинно промышленников и дельцов, людей со смекалкой и готовых рисковать за идею. Но закон есть закон, Анатолий же Павлович самый послушный закону человек, какие, может быть, есть среди еще только немцев. Так ведь следователи - они сами давали Анатолию Павловичу понять, что стопроцентно не верят, будто его арестовали за семейную, квартирную ссору и что он вообще избивал женщину утюгом или еще там чем.

За что же тогда? За что?..

Политикой Анатолий Павлович не занимался, очень простые требования предъявлял к жизни - дайте ему спокойно заниматься научной работой. Оккупация Чехословакии, то, се - он не хотел этого понимать. Чего бы не оставить его в покое! Так ведь нет.

В Радиотехническом институте ему удалось кое-что сделать подпольно - по части силовых преобразователей. Но как нарочно - это была неплановая работа. Перешел старшим энэсом в НИИ отраслевых систем управления. Мрачная оказалась организация. А он знай свое дело делает: источник питания выдал на такую частоту, что подобной и по сей день нет. И тут щелк - его увольняют. Только-только сделали старшим научным сотрудником, провели по конкурсу, повысили...

Был еще один, последний шанс. Однокашник по МЭИ возглавлял в некоем «НИИ гугу» важное подразделение. «Давай помоги мне, возрадовался однокашник Анатолию Павловичу. Запускаем вот мощный усилитель для военных. Им надо хоть один-два усилителя поставить в тему, чтобы было как будто тема сдана. А мы что ни делаем, все брак. Не работает ни один. Вот я тебе документацию дам - американский содрали, все точно, а почему-то он у нас не работает. Выручай». «Ты что», взмолился Буденный. А тот словно не слышит и свое твердит: «На тебя одна надежда» - и ни в какую. Всучил Анатолию Павловичу на дом (вопреки строжайшей инструкции) все бумаги и предупредил, что завтра последний срок сдачи темы, давай, говорит, шуруй. Описание. Фотографии... Смотрел, смотрел, читал, читал...

«Знаешь, говорит Буденный назавтра, сквозной ток тут большой, все перегревается при включении и выходит из строя. Ничего больше не могу придумать. У тебя тут на схеме стоят три диода параллельных, надо их отсоединить. Я вот подсчитал - напряжение понизится, и все пойдет нормально». «А как, загорелся однокашник, сделать?» «Давай скальпель, загорелся и Буденный, я перережу под микроскопом». «У нас, ревниво осадил лихача начальник, есть девочки. Ручки вон какие тоненькие. Я сейчас выберу лучшую, пусть она». И вот представляете - интегральная схема... Монолитная... Все в теле кристалла кремния... Буденный показал хирургине, какие два надо разрезать. Кощунство! Кощунство! Этого же нельзя! Ничего. Девчушка, затаив дыхание, разрезала и не зацепила ничего другого. Включили - схема пошла. Да это же - кричат - чудо! Это факт, это было, придумать такое нельзя! - победно кричит Буденный. И что же? «Он не взял меня на работу».

Воспоминания накатили на Анатолия Павловича с новой силой в Череповце, после пьяной болтовни приблудшего на огонек бродяги. Палыч отбывал тут «химию» - особую либеральную форму ссылки. Государство, власти как бы винились перед ним, не теряя, конечно, лица. Ты хотя и по принуждению, но словно бы добровольно отбываешь трудовую повинность на объекте Большой химии, вредном для здоровья, однако же, вот так вот необходимом народному хозяйству твоей Родины. Ну так получилось, что ж теперь, ну посиди для виду, и пусть это останется между нами, лады?

Лады, согласился Буденный. Он, в общем-то, мужик свойский, с ним по-хорошему всегда можно договориться. И вдруг из темноты ли осенней кромешной ночи, из промозглого ли тумана выныривает пьяная образина и давай мутить душу. Анатолий Павлович вроде и думать о том перестал, ну, было да сплыло. «Меня послали, объявил пришелец, чтобы я разузнал насчет тебя». И пошел... «Ненавижу, говорит, эту работу, мерзавцев-негодяев... Убегать, убегать отсюда! Тебе скажу вот что: дело твое видел». «Кончай травить - «дело». Никакого на мне дела нет. Так, ерунда какая-то получилась, накладка, ясно?»«Не липу эту - «квартирная ссора»! а настоящее твое дело собственными глазами». «Какое еще настоящее?» набычился Буденный. «Написано: в осуществлении взрыва на станции метро Первомайская участия не принимал, поскольку в это время находился в следственном изоляторе. Ну и еще там разное».

Стукач был сырой, квелый, каялся, задабривал, боялся, что ли, не выдал бы его Анатолий Павлович в порядочном обществе, мир-то тесен. А он стукач подневольный, в последний раз, имеет план соскочить в Западную Германию по причине невозможности жить здесь, в этой стране, порядочному человеку.

Анатолий Павлович не переспрашивал, не перебивал, как бы терпеливо слушал, а сам просто не хотел показать, до чего подкосил его доброжелатель, до чего пришиб и опрокинул. «Вот оно что... Вот оно что...»повторял и повторял про себя. Он политический. Его пасут органы, давно, может, всегда и неотступно. «Избиение жены...» Какое избиение, гады! Она сама поскользнулась, ногою что-то зацепила, теснота ведь, и хрякнулась всею массою об стол, табуретка на нее, что еще там было... Оказывается, дело это лишь прикрытие другого, куда надо было его воткнуть, но что-то вот раздумывают...

Надо было что-то делать, спешить, он же не бунтарь, он человек безо всякого такого задора, не хотите - не надо, вот он какой человек, он не будет больше, оставьте его в покое. Так и написал. Не буду, обещался он, ну, всем тем, инстанциям, не буду больше изобретать и вообще. Он отходит ото всех научно-технических занятий, вот увидите, а если нарушу слово, тогда... Как же раньше не пришла ему, не утвердилась простая мысль! Письмо отправил. И через сколько-то, немного времени, да скоро он и не ждал, пожалуйста: освободить, вернуть в Москву, прописать, устроить на работу, предоставить жилплощадь. Шесть - ! смотровых ордеров дали. Люди десятилетиями ждут, ничего не получают, а ему шесть. Причем все в хороших местах - Покровка, Сокольники, Измайловский парк... Он выбрал большую прекрасную комнату, в квартире была еще только одна соседка. Комната, хотя он уже не платил, оставалась за ним, когда он выбыл во Францию. Отсюда, может быть, прохладный прием ему в Париже, как сомнительной личности, скорее всего шпиону.

Обещание свое он все же нарушил. Вернее, его уговорили попробовать еще раз заняться изобретательством. Не мог он отказать - райком, не то горком, исполком, в общем, кому он письмо свое с «химии» слал - уговорили. Пробрало, видно. Анатолий Павлович заявлял ведь о серьезных вещах. Изобретение, писал он, чревато для автора увольнением, преследованием, само изобретение изымается, крадут даже из библиотечной картотеки ВНИИ государственной патентной экспертизы именные карточки... Бюрократы, ретрограды, инертная масса, завистники, от которых нас, изобретателей, защищают газеты, лишь пассивные силы, не главные; против изобретателей действует сила целенаправленная, она организованная, и потому, если партия не будет защищать изобретателя от этой силы, то, писал в своем меморандуме А. П. Буденный, «я просто сдаюсь, не буду работать, потому что я боюсь». Помните историю Дизеля? Так вот, Анатолий Павлович не хочет этого, ему не нужна посмертная слава, он хочет пусть скромно, но пожить еще.

И все же его уговорили. Вот, мол, есть организация - сразу будут внедрять, изобретайте. Внешпродавтоматика... Не без увлечения и надежд Анатолий Павлович сделал там несколько приличных изобретений. И даже реализовал одно - на «молочно-чулочном комбинате» (настоящего названия не упомнил). То был кромководчик, устройство, которое растягивает ткань тысячами иголок, вонзающихся по обе стороны полотна в кромки. Сила растяжения десять тонн. В натянутом состоянии ткань красится и идет через сушилку, высыхает без усадки. Не клеилось на заводе с электроникой, выходила она почемуто из строя. Буденный разобрался в причинах, разработал электронное устройство для управления двигателем кромководчика, и оно работало несколько дней. Кому-то надо было вывести новую схему из строя. Открыл шкаф и просто разбил ее.

«Здесь даже неважно, так ли это было на самом деле, торопливо уточняет Анатолий Павлович, важнее, как я подумал», и невольно заставляет нас подумать, черт возьми, вот это да, так, может, он и раньше, всю дорогу забывал просто делать такие оговорки?

Подумал же он, что вот, снова начинаются все те же чудеса и что ничего хорошего не будет.

Как в воду смотрел. Через шесть месяцев... Это какой-то роковой для Анатолия Павловича срок. Но до увольнения он сделал все же еще одно изобретение. Для Монинского камвольного комбината. Там на 220 миллионов перерабатывают шерсти ежегодно, три процента ее, то есть порядка 67 миллионов рублей, могли безнаказанно красть. И никто никогда не обнаружит. Они кладут шерсть в мешки, и она лишние килограммы набирает из влаги воздуха... Так вот: среди нерешенных важных задач производства здесь значилась технология сушки шерсти. То есть чтобы шерсть шла ровной осушенности. Задача королевская! Государственная, можно сказать. В тематических сборниках задач для изобретателей и рационализаторов производства, шире того - отрасли, сушка шерсти как технологическая проблема, в различных своих аспектах присутствовала из года в год. Такие сборники называют на местном жаргоне темниками. Лучше бы, поправляет Анатолий Павлович, называть их темницами, потому что нечистое это дело.

Потом узнал. А сразу-то сунулся решать. Что называется, не знаючи броду... Спроектировал сушилку производительности, как «Фляйснер» известная в мире фирма - и вшестеро меньших размеров. Главное, конечно, то, что шерсть из нее выходит однородная по влажности. А при тогдашней методе, применявшейся на комбинате в Монино, шерсть шла неровная, кусок мокрый, кусок сухой... Ее кладут в огромные мешки и на два-три месяца на ветерок. Если попадались совсем мокрые куски, то и загнивала. Большие шли потери. И потом всякий раз искушение преуменьшить в документах влажность сырья. До трех процентов от объема шерсти удается получать «из воздуха». Тут такие суммы наворачивались, что и министру и даже выше - инструктору какогонибудь ЦК не зазорно было брать. Временами, конечно, обман вскрывали. Тех, кто внизу, ну там, скажем, начальника цеха первичной обработки, технических каких-нибудь работников сажали. Для нового начальника это было предупреждение: наверх давать больше.

И вот является изобретатель А. П. Буденный.

Хотя сушилка шерсти по сравнению с электроникой ерунда, но все же изобретение, которое удается сделать Анатолию Павловичу, решая поставленную задачу, высокого ранга. Миллионные экономии ежегодно. Ээ, стоп. Экономии за чей счет?

Да ведь он своим изобретением прямо залезает в карман неким товарищам. А они рассчитывали и дальше получать... И вот попрежнему Советский Союз покупает заграничные машины «Фляйснер», они через десять лет вырабатываются, выходят из строя, снова куплены за валюту, и в то же время свои машины, которые, напротив, мы могли бы поставлять всему миру, эти машины не созданы, хотя после работ А. П. Буденного путь открыт.


Свободно заниматься изобретательством нельзя ни у нас, ни на Западе, заключает Анатолий Павлович. Но мы уже не встаем с кресла, знаем, что последнего слова у него не бывает и любой его приговор не окончателен. Не без удивления, но спокойно узнаем мы далее, что Франция - это коммунистическая страна. Там, например, нет частного изобретательства.

Нет его, впрочем, и нигде. Почему же ему в таком разе не вернуться домой? Все же как-никак - свои, с недостатками, но свои...


Два удостоверения одного лица. Слева - монтера пути Череповецкспецстроя; дано взамен паспорта; справа - читателю 2го научного зала Всесоюзной государственной библиотеки им. В. И. Ленина.

Во-первых, воодушевляясь и сверкая простодушным весельем, выдает Буденный, я пью до конца.

Конец какой? Он сделал патент. Уплачено на три-четыре года вперед. Не бросать же. Дальше. Он хочет стать настоящим капиталистом. Настоящим, классическим, каких в западном мире после краха 29-го года нет. Он будет единственным капиталистом-предпринимателем из числа ученых. Он стремился в вольный, свободный мир, в мир соревнования и борьбы. Оказалось, такого мира нет. И что же он, еще живой, должен сдаться? Нет, не тот характер. Не как другие: ой, кругом обман, все, я не играю. Нет, это он так, попугать народ, прикинется, на самом-то деле он не тот, он упрямый.

Юл. МЕДВЕДЕВ
Журнал Изобретатель и рационализатор


Категория: Наука и Техника   Автор: Будённый Анатолий Павлович, Изобретатель и рационализатор

<
2 марта 2023 08:08 | #1
Семён
+1
  • Регистрация: не зарегистрирован
 
Выходит, что бы человек не сделал все ему не дают реализовать, а он такой умный, а он такой изобретательный.

Наберите в поиске Дворников Леонид Трофимович - ему памятник стоит как изобретателю, он проектировал луноход бравший почву грунта с луны и это не самое известное его изобретение. При все при этом он был сын врага народа, а это значит никаких стипендий во время учебы, в отличии от человека в статье. Однако он не просто перевернул советскую науку он преодолел все трудности и стал Доктором технических наук, а также воспитал кучу ученых.


Добавление комментария

Имя:*
E-Mail:*
Комментарий:
  • sickbadbmaibqbrda
    esmdametlafuckzvvjewlol
    metallsdaiuctancgirl_dancezigaadolfsh
    bashboksdrovafriendsgrablidetixoroshiy
    braveoppaext_tomatoscaremailevgun_2guns
    gun_riflemarksmanmiasomeetingbelarimppizdec
    kazakpardonsuperstitionext_dont_mentbe-e-ethank_youtender
    air_kissdedn1hasarcastic_handugargoodyarilo
    bayanshokicon_wallregulationkoloper
Вопрос:
Продолжите поговорку: "Не зная броду, не суйся в ..."
Ответ:*