О "КРОВАВОМ СТАЛИНСКОМ РЕЖИМЕ"

Вот оказывается откуда это пошло.

Горпромуч (горно-промыш-лен-ное- учи---лище) я закончил в декабре 33-го. Трех-летний курс уложили в два года: очень требовались специалисты. Еще учась, я работал в шахте машинистом электровоза.
Слово “главный инженер” казалось чем-то недосягаемым, из другой жизни. И вот в одно утро меня не пускают на электровоз:
— Иди к главному инженеру.
У меня мороз по коже. Робко переступаю порог.
— Садись.
Примостился на краешек стула… А он вызвал вдобавок главного механика, и стали они вдвоем меня пытать: что знаю из горного дела, электротехники, горных машин и правил безопасности? Несмотря на робость, ответы удовлетворили:
— Будешь электрослесарем!
С громадным первым участком 10-й штольни[22] я знакомился всего два дня, хотя мне не исполнилось и восемнадцати. И — в бой. Шахта работала в четыре смены, в каждой был дежурный электрослесарь. Первый — Чащин, в годах и с громадной сумкой — про нас молодых усмехался:
— Чего они знают, эти ребятишки! — но сам больше хвалился, чем работал. Если случится что с пускателем или кабелем — провозится смену и не исправит. Вторая — Анна Кривошеева — имела свое качество: запасы матерщины, как у редкого мужика. Я шел после Чащина, за мной заступал Саша Кондратенко. Начальник участка Мунькин постоянно кричал мне:
— Только выйдешь на смену — уже столько аварий! А у Кондратенко порядок всегда!
Горный мастер пытался доказать:
— Пушкарев все исправляет — потому после него и порядок! — но начальник причину от следствия отличать так и не научился. За что ему платили?
Однако вскоре Мунькина сменил бывший главный инженер шахты № 2 (она -загорелась и была закрыта) Борис Петрович Кортелев[23]. Он тут же освободился от Чащина и Кривошеевой; мой низший -разряд — 3.60 за смену — при нем вырос до предельной ставки электрослесаря — 5.75.
В августе 34-го я поступил в техникум и подал заявление об уходе с шахты. Кортелев положил его в карман:
— Новую лаву оборудуешь — получишь расчет.
Эксплуатация… Что делать? Переодеваюсь — и под землю. Дело в том, что изменилось залегание пластов: из крутопадающих на пологие. Пришлось монтировать конвейер. Тогдашние качающие могли везти уголь вдоль забоя — но лишь по горизонтали, даже легкого подъема не -выдерживали. Скребковые конвейеры появились только перед войной, и то плохонькие.
В конце смены новое дело: приносят обед:
— Здесь ешь; останешься на вторую смену.
Так я отработал восемь дней по две смены. Обращаюсь к Кортелеву:
— Когда же на учебу?
— Завтра. Конвейеры уже качают; поправишь кое-что… А про техникум не беспокойся, я Кешке все объяснил.
Что за Кешка? Понятия не имею. Оказалось — завуч техникума Иннокентий Николаевич, однокашник Кортелева по Томскому горному институту.
Назавтра расчет, у меня глаза на лоб: я такой суммы сроду не видал. Оплачена неделя, когда я сдавал экзамены и не работал, а двухсменная работа посчитана втрое! Вот тебе и эксплуатация…
В 37-м мы встретились с Кортелевым на шахте № 5–6 им. Ворошилова в Про-копьевске. Он ею руководил, а я проходил практику. Весна, распутица, об асфальте и понятия не было… Стою на сухом -пя-тачке, жду преподавателя. Идет Кор-телев:
— Степка! Ты чего здесь?
— На практику.
— Пошли.
И определил меня механиком участка. Однокурсники проходили практику электрослесарями…
В конце апреля на моем пласту случилась авария: оттаяла земля, глина пошла вниз и стала обрушивать плохо закрепленный штрек[24]. Я быстро снял рабочих с добычи и отправил спасать штрек. Удержали, в завал никто не попал — а рисковали все, находившиеся в забоях.

О.Б. Кортелев был одним из старейшин Института горного дела им. Н. А. Чинакала СО РАН.

Заслуженный деятель науки РФ и Почётный член МАН, заведующий лабораторией, учёный секретарь, д.т.н. и член редколлегий многих журналов, полный кавалер отраслевого знака «Шахтерская слава»

дергать одну бумажку.