Сердоболь (Сортавала) / 1900 - 1910 // Северное Приладожье в конце XVIII - начале ХХ вв / Вопрос о положении донационных крестьян

В историографии вопроса о положении донационных крестьян ХIХ в. существуют две принципиально отличных друг от друга точки зрения. Известный финский историк Юрки Пааскоски в своей работе «Донационные земли Старой Финляндии» подробно рассматривает правовое и фактическое положение донационных крестьян. По его мнению, донационные крестьяне, в отличие от русских, балтийских, немецких и датских крепостных, проживающих в районах к востоку от Эльбы, обладали личной свободой. Это выражалось, прежде всего, в том, что они имели право жаловаться на произвол помещиков и управляющих имениями в нижние суды, а также в императорский Финляндский Сенат. Кроме того, крестьяне донационных имений свободно передвигались в поисках заработка как по Финляндии, так и по северо-западным районам России, часто уходили на заработки в С.Петербург. Для таких перемещений, правда, требовались два разрешения – одно от местного чиновника, второе - от своего помещика. Семейные отношения в крестьянской среде не подвергались строгой регламентации со стороны управляющего имениями и помещика. Так, имеются сведения, что на определенных условиях девушки из донационных деревень могли выходить замуж в другие деревни, которые не являлись донационными или принадлежали другому владельцу.

Среди российских исследователей проблему донационных земель впервые затронул петербургский краевед Е.А. Балашов. По его мнению, положение донационных крестьян было, действительно, несколько лучше положения русских крепостных. Так, владелец поместья имел право взимать с них только определенные налоги, из которых часть он удерживал в свою пользу, а остальную часть перечислял в казну. Остальные права крестьян оставались неприкосновенными. Однако с течением времени, властный дух русских вельмож и неполное понимание, а отчасти и нежелание понимать ту разницу, которая существовала между законодательством Российской империи и шведско-финляндскими правовыми нормами, привело к тому, что положение донационных крестьян сблизилось с положением крепостных и стало практически идентичным. Об этом говорит отчасти и тот факт, что донационные крестьяне могли подвергаться тяжелым телесным наказаниям, таким как порка кнутом или ивовыми прутьями, часто приводившими к смерти наказанного.

Положение донационных крестьян было крайне тяжелым. Крестьянин, проживавший на земле донационного поместья, должен был выплачивать денежный налог, выполнять поденные работы, как личным участием, так и с использованием своих лошадей в течение определенного количества дней и, кроме того, возить грузы в С.-Петербург. Количество обязательных дней работы зависело от площади обрабатываемых полей и от количества совершеннолетних членов семьи. Если же хозяева усадьбы узнавали, что ктолибо из крестьян становится более состоятельным, то и налог с него начинали взыскивать уже в большем размере. Даже законом нельзя было ограничить власть хозяев и управляющих, поскольку они, в любой момент пригрозив недовольным выселением, могли взыскивать большие ренты. В период донационного помещичьего землевладения повинности, которыми облагались крестьяне, практически не имели какого-либо верхнего предела, и поэтому помещики могли собирать подати и принуждать к работам в каком им было угодно размере. По желанию помещика все крестьянские оброки могли быть заменены работой на барщине. Поскольку последняя мера окончательно закабаляла работника, то она использовалась практически повсеместно.

(Балашов Е.А. Карельский перешеек: Земля неизведанная. СПб., 1996. С. 24.)

Бесправное положение крестьян Северного Приладожья ухудшилось, когда в 1826 году земли Салми и Суоярви перешли от А.А. Орловой - Чесменской к братьям Ф. и С. Громовым. Если для богатых аристократов Орловых земли Северного Приладожья не представляли большой ценности, то купцы Громовы видели в них источник прибыли. Торговый дом Громовых специализировался на дровах и строительном лесе. Обширные лесные массивы, расположенные здесь лесопилки и Анненский железоплавительный завод в Суоярви предоставляли отличные возможности для расширения производства и получения доходов. Крестьяне, населявшие эти земли, были дешевой рабочей силой. Своей целью Громовы видели увеличение производительности лесопильных заводов, расположенных в Олонецкой и С.Петербургской губерниях, поскольку лес можно было сплавлять из Старой Финляндии в Россию без особых трудностей. Поэтому налоговый гнет, регламентация крестьянской жизни все более возрастали. Главным методом борьбы с недоимщиками по налогам и бунтарями было их выселение с земель. В результате, крестьяне оставались без средств к существованию.

Итогом политики Громовых на землях Салми стало мощное крестьянское восстание, охватившее Салминский уезд в 1831 году. В ходе этого выступления крестьянами был заживо сожжен местный ленсман Георг Нейглик. Восстание было подавлено властями, а в ходе судебного процесса над его участниками было вынесено 148 приговоров. К пожизненной каторге был приговорен 41 человек, 57 человек были приговорены к заключению в крепости на разные сроки, 36 человек были наказаны шпицрутенами и 14 человек получили кратковременный арест с содержанием «на хлебе и воде».

(Мюллюс Р. Крестьянские волнения на донационных землях Салми в 1820-1830-х годах // Сортавальский исторический сборник. Вып. 2. Петрозаводск, 2008. С. 161/ Подробное описание волнений в Салми в 1831 году см.: Myllys R. Salmi ja salmilaiset)

После включения Выборгской губернии в состав Великого княжества Финляндского в 1812 году проблема тяжелого положения донационных крестьян стала особенно актуальной. Был создан комитет по донационным землям, который представил предложения по решению этого вопроса. В 1826 году Николай I утвердил эти предложения своим указом, в соответствии с которым все донационные земли были переведены в разряд фрельсовых, а жившие на этих землях крестьяне становились их арендаторами - лампуоти. Таким образом, юридически лампуоти уже не являлись крепостными, но владельцы донационным земель игнорировали это обстоятельство и проблема донационных владений не была решена до середины XIX века. Таким образом, донационная cистема землевладения негативно сказывалась на социальном положении проживающих там крестьян. Высокие налоги, необходимость выполнять барщинные работы и выплачивать оброк, ограничивали экономическую самостоятельность крестьян и существенно понижали качество жизни, что приводило к сохранению уровня смертности на стабильно высоком уровне.

Решение вопроса о донационных землях и получения обрабатываемых крестьянами земель в собственность произошло только во второй половине XIX века. Дело разрешилось лишь после того, как финляндский сейм в 1867 году уполномочил Сенат Великого княжества Финляндского взять кредит на выкуп донационных земель у их владельцев в собственность Финляндского государства с тем, чтобы передать впоследствии эту землю за небольшую плату крестьянам, которые эту землю обрабатывали. Постановление было утверждено Александром II в 1868 году. Операция выкупа земель финским Cенатом у русских владельцев была крайне дорогостоящей и составляла астрономическую сумму - 12 миллионов марок. Финляндская казна приобрела около одного миллиона гектаров земли и передала ее тысячам крестьян. Выкуп длился долго, поскольку он требовал больших денег. Сама выкупная операция крестьянами своих земель продолжалась 39 лет. Ежегодно крестьянин был обязан выплачивать 6 % от стоимости своего участка. Высокие выкупные платежи и отчасти финансовая несостоятельность крестьян приводили к медленным темпам этой операции. В Салминском уезде, к примеру, донационные земли Салми и Корписельки были выкуплены государством в 1873 году. В то же время, акты о праве наследственного владения землей (perintkirja), по которым крестьяне становились собственниками земли, составлялись гораздо позже. Так, жители Корписельки получили наследственные книги в 1899 году, а крестьяне Салми - только в 1907 году. Дольше всего прав на землю ждали жители Суоярви – из всех суоярвских земель только половина была выкуплена государством у Олонецкого горного правления в 1880 году, а наследственные книги были получены крестьянами в 1922 году, а некоторыми из них – даже в 1927 году.

При этом часто реальные выплаты крестьян составляли гораздо большую сумму, нежели стоимость земли. Так, казна платила за десятину земли в среднем 17 марок, и по этой же цене у нее выкупали землю крестьяне. Но с учетом частных сделок, платежи по которым из-за позиции прежних землевладельцев были значительно выше, средний размер подесятинного выкупа возрастал до 43,5 марок, т. е. более, чем в 2,5 раза. Земельная реформа имела двойственное влияние на социальное развитие Салминского уезда. Необходимость в течение нескольких десятилетий выплачивать крупные суммы государству отягощало крестьянские хозяйства в Салми, Суоярви и Корписельке, поскольку значительную часть своих доходов местные крестьяне вынуждены были отдавать государству в качестве выкупных платежей.

Позитивным фактором, способствующим некоторому снижению смертности начиная с середины XIX века, стало развитие сети медицинских учреждений. Центрами оказания медицинской помощи с середины XIX века в Салминском уезде было Салми, где с 1851 года имелся окружной врач, а в Сортавальском уезде – городская больница Сортавалы.

Несмотря на некоторое развитие медицинской сети, число инфекционных заболеваний в обозначенный период существенно увеличилось. Фактором, приведшим к росту инфекционных заболеваний, стала резко возросшая в данный период мобильность населения. В обозначенный период в поисках заработков в Салминский уезд прибывают сотни людей, как из Финляндии, так и из России. Вполне естественно, что вместе с активным перемещением населения, распространялись и инфекционные заболевания. Особенно опасным временем было время открытия или закрытия предприятия, поскольку данное событие приводило в движение сотни людей. Так, в 1904 году, после завершения работ на Питкярантском заводе рабочие, прибывшие из Финляндии и России, двинулись в путь в поисках новых источников заработка. Как следствие, участились случаи заболевания различными инфекционными болезнями, особенно коклюшем, оспа проявлялась на протяжении всего изучаемого периода, особенно сильными были ее вспышки в 1893, 1907 и 1910 гг. Эпидемии кори и скарлатины вспыхивали в 1900, 1901 и 1918 гг. Корь, коклюш и дифтерия начали ослабевать лишь в начале XX в. На протяжении 1880-1917 гг., наряду с корью, коклюшем, золотухой, оспой и пневмонией, были повсеместно распространены тиф и сибирская язва.

Красноречиво свидетельствуют о существующих заболеваниях и статистические сведения по различным приходам за 1864-1917 гг. Спектр заболеваний был довольно обширен. Население страдало от харканья кровью, чахотки, сухотки (туберкулез), падучей болезни и судорог (эпилепсии), горячки (простудного заболевания или гриппа, сопровождавшегося высокой температурой), колотья (аритмии), грудной жабы (ишемическая болезнь сердца), водяной болезни, одышки (сердечная недостаточность), инфекционных болезней – оспы, скарлатины, желтухи, а также от рака, опухолей, вередов (абсцесс), антонова огня (гангрены), а также дряхлости (старости). Золотуха, тиф, понос и рези в желудке, воспаление в мозгу (менингит) также часто встречались среди наиболее распространенных заболеваний. Часто причиной смерти были простуда и апоплексический удар (инсульт). Широко распространены были и венерические заболевания. Среди них наиболее распространенным был сифилис, переносчиками которого обычно являлись вернувшиеся из Петербурга отходники.

В индустриальных зонах (в частности, Питкяранте), люди селились хаотично, и о гигиене никто не заботился. Вот как описал Питкяранту начала XX века ректор Сортавальской семинарии Оскар Реландер: “Постройки завода Питкяранты образовывали огромные хаотичные группы. С течением времени они перестраиваются и увеличиваются в размерах. Строят там, где есть место. Между строениями в земле прорыты канавы, заполненные желтого цвета жидкостью, пахнущей серой, а также поленницами дров, кучами мусора и другими отбросами”.

Рабочие Питкяранты преимущественно селились не в отдельных домах, а в огромном бараке, вмещавшем тысячу человек, который располагался на западной окраине Питкяранты. Скученность населения в свою очередь приводила к еще большему распространению инфекционных заболеваний.

Не лучше была ситуация с гигиеной и в сельских районах. Вот как ее описывает один из окружных врачей Салми: “Температура в избе приближается к 32 градусам, дети, находящиеся там, парятся в темноте и грязи. Те, кому не исполнилось и года, могут выскочить на улицу, едва придет лето. Не удивительно, что инфекционные болезни и туберкулез одолевают бедняг”.

Одной из причин быстрого распространения заболеваний служило и перенаселение крестьянских домов, из-за чего инфекции распространялись с повышенной скоростью. Преподаватель Сортавальской семинарии А.А. Брандерс описывал ситуацию в домах крестьян так: «Семьи в Приладожье очень большие. В итоге, получается, что небольшие хижины явно перенаселены своими обитателями. Даже если решают строить новый дом, то его часто возводят под крышей старого, чтобы большое семейство никогда не расставалось друг с другом». По сведениям за 1901 год на одну комнату в домах Сортавальского уезда приходилось 3,8 человек, в Салминском уезде ситуация была чуть лучше – там на одну комнату приходилось 3,4 человека. По данным статистики 24 % населения Сортавальского уезда и 16,4 % Салминского уезда проживали в непригодных жилищах. Еще одной причиной быстрого распространения заболеваний являлась общая бедность местного населения и, как следствие, недостаток, а иногда и отсутствие полноценного питания у приладожских крестьян.