Беликов Александр Антонович. Жители финских, эстонских сёл и деревень Ленинградской губернии 1925 - 1926

Самой многочисленной национальной группой Ленинградской области (после русских) были финны - 128 тыс. чел. по переписи 1926 г. Затем шли евреи - 115 тыс. и эстонцы - 87 тыс. Финское население ЛО состояло из двух групп финнов: финнов-суоми (финляндских) - более 13 тыс. чел., проживавших в основном в Ленинграде и городах области, и финнов-ингерманландцев (ленинградских финнов) - около 115 тыс. чел., составлявших самую большую, после русских, часть сельского населения области. Ингерманландцы проживали компактно в 13 северных и северо-западных районах Ленинградского округа, преобразованных затем в 8 укрупненных районов ЛО (Куйвозовский, впоследствии Токсовский район, Пригородный, Красногвардейский, Тосненский, Ораниенбаумский, Мгинский, Волосовский и Кингисеппский), а также в Александровском и Кольско-Лопарском районах Мурманского округа.

Ингерманландские финны (самоназвание – suomalaisia) появились на этой земле после Столбовского мира 1617 года, когда земли между реками Наровой и Лавой были переданы шведам и получили название «Ингерманландия». На земли, заброшенные в результате войн, эпидемий и голода, стали переселяться финские крестьяне сначала с юго-запада Карельского перешейка (в основном, из прихода Эуряпяя) – они получили название эурямёйсет (äyrämöiset). После войны 1656-1658 гг. значительный приток новых финских поселенцев происходил из восточных районов Финляндии, из Уусимаа ( в основном, из прихода Саво) и более отдаленных мест – эти крестьяне позднее стали называться савакот (savakot). В итоге к концу XVII века численность финнов в Ингерманландии достигла 45 тысяч человек - примерно 70 % всего населения края.

Различия между этими двумя группами ингерманландских финнов были значительны. Эурямёйсет, как переселенцы из ближайших местностей Финляндии, полагали себя коренными местными жителями, а савакот - пришлыми. Эурямёйсет признавали себя хранителями старых традиций, полагая, что «унаследованное от отцов свято: простые обычаи, язык, одежда». Поэтому у них дольше сохранялась и старинная одежда, и архаичный «калевальский» фольклор, и игра на традиционном музыкальном инструменте «кантеле», обычаи и гадания. В некоторых районах проживания эурямёйсет особенно долго бытовали старинные избы, топившиеся по-черному. Вплоть до начала ХХ века финны-эурямёсет придерживались старинных свадебных обрядов, более того, они воздерживались от браков с савакот. По материалам конца XIX века, когда девушка все же вы­ходила замуж за мужчину-савакот, она учила своих детей, что они должны искать себе в будущем пару среди эурямёйсет. Савакот, по их мнению, были слишком склонны к восприятию новшеств и, что особенно осуж­далось, нестойки в вопросах веры. Порой говорили, что савакот, «как молодая поросль, которую качают все ветра». В смешанных эурямёсско-савакских приходах во время службы в церкви эурямёйсет и савакот садились по разные стороны от центрального прохода.

Особенно долго различия между эурямёйсет и савакот сохранялись в народной одежде и диалектах. Однако к настоящему времени эти отличия исчезли практически полностью. Изначально и вплоть до 1930-х годов XX в. ингерманландские финны были почти исключительно сельскими жителями. Еще с самого начала их переселения в Ингерманландию стали возникать однодворные финские поселения на «пустошах» (т.е. на местах запустевших деревень), и на «свободных местах» (т.е. на полях, оставшихся без хозяев после ухода русских и ижор). Так, в Ореховском погосте во второй половине XVII века однодворные деревни составляли примерно треть всех деревень. В дальнейшем такие поселения стали небольшими деревнями из нескольких дворов. Селились финны и в более крупных поселениях, где уже жили ижоры, русские, водь.

В первой половине XVIII века после возвращения Ингерманландии под власть России возникло множество русских деревень, жители которых были переселены сюда, главным образом, из Московской, Ярославской и Архангельской губерний. Иногда русские деревни были основаны на местах сгоревших в ходе Северной войны деревень (Путилово, Красное Село), в других случаях для строительства русской деревни проживавших там финнов переселяли в другое место (Мурино, Лампово). Порой финские крестьяне сгонялись даже на необработанные лесные и заболоченные земли. В XVIII в. русские и финские деревни резко отличались по внешнему виду: по сохранившемуся свидетельству, русские деревни имели регулярную застройку, были многолюдными и относительно более зажиточными, чем финские – небольшие, разбросанные и очень бедные, производившие впечатление упадка.

В 1727 г. при проведении ревизии в Петербургской губернии было принято реше­ние сосредоточить все финское население не только в отдельных деревнях, но и едиными территориальными группами. Вероятно, так сложились многие финские деревни с типично русской уличной и рядной планировкой. Для таких деревень была характерна довольно высокая плотность застройки, с расстоянием между соседними домами 10-15 м, а в некоторых деревнях – даже и 3-5 м.

Только на Карельском пе­решейке повсеместно сохранялась старинная финская планировка – свободная, кустовая и кучевая. Наиболее характерной чертой финской деревни являлась «свободная застройка», отражавшая индивидуализм финского крестьянина. Дома при этом были расположены не единообразно, как у русских (фасадом к дороге или вдоль дороги), но совершенно произвольно. Расстояние между домами обычно составляло более 30 м. Кроме того, в северной Ингерманландии важную роль играл ландшафт: дома были, как правило, тщательно «вписаны» в рельеф местности, т.е. приурочены к выгодным неровностям рельефа – к сухим возвышенным местам, к склонам холмов и ложбинам между ними. Такие деревни имели мало сходства с деревней в русском понимании, и воспринимались (в том числе картографами) как группа хуторов или группа деревень. Такая планировка в других местах Ингерманландии встречалась уже как реликт.

По приблизительным подсчетам к 1919 г. в Ингерманландии было 758 чисто финских деревень, 187 деревень с русским и финским населением и 44 деревни, где жили финны и ижоры. При этом практически не было деревень, где финны-эурямёйсет жили вместе с русскими, и финны-савакот - с ижорами. Наоборот, довольно часто эурямёйсет соседствовали с ижорами, а савакот – с русскими. В некоторых деревнях жили как финны, так и водь, ижора и русские. Тогда иногда в де­ревне возникали разные концы – «русский конец», «ижорский конец» и т.д. В северной Ингерманландии чересполосного расселения не было.

В XIX в. в центральной и западной Ингерманландии основным вариантом финского жилища был так называемый «западно-русский комплекс» (длинный дом и соединенный с ним крытый двор), а в северной Ингерманландии сохранялась старинная традиция, когда большие каменные или деревянные дворы ставились отдельно от дома. Только в приходе Кельтто и, частично, в приходе Ряяпювя были дома «русского типа».

Финские избы в прошлом были однокамерными и двухкамерными, когда к жилому помещению (pirtti) при­страивались холодные сени (porstua). И даже когда в начале XIX века постройки стали трехкамерными, жилой часто была лишь одна половина, а помещение по другую сто­рону сеней служило клетью (romuhuone). С течением времени вторая половина стала летней избой, а иногда и «чистой» половиной жилища. В приходах Кельтто и Ряяпювя были распространены и многокамерные жилища, что было связано с сохранением больших семей в 20-30 человек. Там и после отмены крепостно­го права сохранялись большие семьи, и для женатых сыновей к избе пристраивали новый сруб.

Еще до середины XIX в. дома финнов были по большей части курными (топившимися по-черному), с низкими потолками и высокими порогами, много таких изб строилось даже в конце XIX в. Вместо окон прорубались световые от­верстия, закрывающиеся деревянными задвижками, лишь у богатых крестьян в избах были слюдяные окна. Кровельным материалом служили солома, позднее - ще­па. Избы, топившиеся по-черному, сохранялись даже в непосредствен­ной близости от Петербурга, так что порой «из волокового окна можно видеть золо­тые купола церквей столицы». Особенно долго, вплоть до начала ХХ в. такие избы бытовали у финнов-эурямёйсет. Курные печи бы­ли типа духовых, они складывались на деревянном или каменном опечье. На шестке оставляли место для подвесного котла, который вешали на специальный крюк (haahla). Для по­догрева пищи на шестке пользовались также треногим таганком. С появлением дымоходов над шестком печи стали делать вытяжные колпаки пи­рамидальной формы. На чистой по­ловине ставили печи типа голландок.

Убранство в доме было простым: один или несколько столов, табуреты, скамейки и шкафы. Спали на лавках и на пе­чи, позднее – на пристроенных к задней стене избы нарах - роватит (rovatit < рус. кро­вать). Дети спали на соломенных тюфяках на полу, а для новорожденных были подвесные люльки. Освещалась изба лучиной.

В конце XIX – начале ХХ вв. финские дома изменились: их строи­ли уже на фундаменте, прорубали большие окна. Во многих деревнях окна снаружи стали украшать красивыми резными наличниками (их делали, как правило, русские резчики) и ставнями. Только в северной Ингерманландии резьба не получила распространения.

Читать подробнее - http://kmn-lo.ru/finny

Эстонское население (эсты) в Ленинградской Области — переселенцы из бывшей Эстляндской губернии. Они являются второй по численности из западно-финских народностей Области. Эстонцы переселились не одновременно; наиболее широко эта колонизация развернулась во второй половине прошлого столетия. Основными причинами переселения были: чрезмерная эксплуатация помещиками крестьян в Эстонии, высокая арендная плата за землю (а), недостаток свободной удобной земли, в то время как в тогдашних Петербургской, Новгородской и Псковской губерниях было много площадей лесных вырубок и лесов, которые местные помещики стремились эксплоатировать путём привлечения свободной рабочей силы — крестьян из Прибалтики.

Первый период жизни переселенцев был довольно трудным, так как они вселялись в глухие лесные местности, получая землю в первобытном состоянии. Но благодаря сельско-хозяйственному опыту, который они принесли с собой из Прибалтики, эстонцы-крестьяне развили свои хозяйства лучше окружающего местного населения. Эстонские крестьянские хозяйства везде имеют многопольные севообороты (м), с ведением травосеяния (т), а также довольно развитое молочное животноводство.

По имеющимся материалам обследования отдельных населенных пунктов эстонского крестьянства, видно, что середняцкого и зажиточного населения среди эстонцев больше, а бедняцкого — меньше, чем среди русского населения. По некоторым данным в ряде населенных пунктов насчитывается бедняков — 22%, середняков — 66% и зажиточных — 12%; но есть ряд населенных пунктов, где число середняков доходит до 90%.

Городское эстонское население встречается в ряде городов Ленинградской Области, а больше всего в гор. Ленинграде (15.847 чел.), среди которых есть много промышленного пролетариата. Кроме того, довольно компактные массы эстонцев встречаются в городах Кингисеппе и Гдове (г). Больше всего эстонцев в Лужском (24.216 чел.) и Ленинградском (22.152 ч.) округах; меньше их в Великолуцком, Псковском и Новгородском округах. Эстонцы крестьяне разбросаны по многочисленным населенным пунктам и районам.

Эстонцы по культурному уровню стоят на одном из первых мест: грамотность среди них — 75,2%. Имея свой довольно развитый культурный язык, они являются стойкими в национально-культурном отношении.

Процесс коренизации не обошел стороной и эстонское население Северо-Запада. Однако в районах ЛО удалось создать только 20 эстонских сельсоветов, и в них было сосредоточено лишь около четверти эстонского населения региона. Из этого числа 4 сельсовета были образованы в районах, отнесенных нами к северному ареалу, еще 13 — в районах южного ареала. Кроме того, три сельсовета были созданы за пределами районов наибольшей концентрации эстонцев — по одному сельсовету возникло в Тосненском, Крестецком и Лычковском районах. В одном районе (Волосовском) одновременно существовали три эстонских сельсовета, в пяти — по два, в остальных семи районах — по одному [1]. Следует отметить «искусственность» большинства эстонских сельсоветов — лишь 9 из них были образованы путем присвоения национального статуса ранее существовавшей административной единице, все остальные пришлось «выкраивать» из частей одного или нескольких смежных «русских» сельсоветов. Отметим, что хотя подавляющее большинство эстонских сельсоветов располагалось в пределах районов наиболее компактного расселения диаспоры, несколько таких административных единиц, а следовательно, и крупных территориальных группировок эстонцев возникли и за пределами этой территории.

Более соответствовали дисперсному характеру расселения эстонцев на Северо-Западе национальные колхозы, также активно создававшиеся в рамках политики коренизации. В отличие от сельсовета, эстонский колхоз можно считать «маркером» менее многочисленной — до нескольких сот человек — локальной территориальной группы рассматриваемого этноса. По состоянию на 1 мая 1934 г. в ЛО был создан 171 эстонский колхоз5. Больше всего эстонских колхозов на этот момент было в Волосовском (34)6 и Стругокрасненском (30) районах. Еще в пяти районах насчитывалось свыше 10 таких хозяйств — в Гдовском (17), Кингисеппском (16), Красногвардейском (15), Лядском (12) и Лужском (11). Несмотря на четко выраженную концентрацию колхозов в этих семи районах (76,6 % от общего числа), нельзя не отметить большую по сравнению с сельсоветами распространенность эстонских колхозов в районах, локализованных за пределами ареалов наибольшей концентрации диаспоры. Колхозы присутствовали в девяти таких районах, причем в некоторых из них число колхозов было отнюдь не единичным.