Пудожский канон

Небольшой городок Пудож находится в 30 км от восточного побережья Онежского озера. И сейчас добираться в эти места даже из ближайших к Пудожу городов трудновато, а раньше это и подавно было задачей весьма непростой.

История Пудожа, хотя и давняя, бурными событиями не изобиловала, и огромная страна этот городок как будто и не замечала, разве что столичные гурманы в дореволюционных ресторанах с удовольствием съедали поставляемую из Пудожского уезда налимью печенку. Вдалеке от оживленных дорог Пудож жил своей жизнью, отчасти похожей на жизнь других городов, называемых захолустными.

Оказалось, что именно многовековая неизменная труднодоступность этих мест способствовала тому, что прекраснейшее крестьянское искусство, жившее там веками, смогло дойти до наших дней в произведениях рубежа Х1Х-ХХ вв.

Речь пойдет о народной вышивке Пудожья — настолько яркой и самобытной, что ничего похожего на нее нигде невозможно найти.

Как часть народного искусства, народная вышивка — искусство каноническое. А это означает, что тип украшаемых вышивкой предметов, круг изображаемых сюжетов и мотивов, иконография, материалы и совокупность технических приемов вышивки — все эти составляющие устойчиво воспроизводились из поколения в поколение на протяжении многих веков на данной территории лишь с незначительными изменениями.

Народная вышивка Пудожья разнообразна. Здесь бытовали каноны, широко распространенные на большой территории Русского Севера, изредка встречалась и вышивка, характерная для соседних местностей — Заонежья или Каргополья. Но самой удивительной частью культурного наследия Пудожья, конечно, являются вышивки прекраснейшего пудожского канона. Естественно их так называть, ибо имеются все признаки устойчивого канона, которые были перечислены выше. Но главное — такого типа вышивки не встречаются больше нигде, ареал их распространения и бытования — Пудожье.

Пудожский канон воплотился в обрядовых полотенцах, станушках и подзорах. Сюжеты и мотивы, изображавшиеся на этих предметах, характерны не только для всего Русского Севера, но и для гораздо более широких территорий. Но, в том-то и состоит ценность пудожского канона, что древнейшие сюжеты, дошедшие до наших дней через тысячелетия, изображались удивительнейшим образом — так, как нигде больше!

Даже люди, знакомые с классическими образцами народной вышивки северных губерний по книгам и музейным экспозициям, впервые увидев вещи пудожского канона, бывают восхищены и удивлены в крайней степени. И действительно — есть чем восхищаться и есть чему удивляться! Во-первых, поражает монументальность и живописность этой вышивки. Мало где можно встретить женские рубахи, покрытые яркой вышивкой по подолу — сплошной полосой в 35-45 см! Удивляют медузообразные текучие и извивающиеся округлые криволинейные формы, заполненные мелкими орнаментами. Завораживают невиданные и совершенно непонятные современному человеку сюжеты.

Для того, чтобы оценить уникальность этого явления, необходимо представлять общее состояние народной вышивки России на рубеже XIX и XX вв., когда была создана подавляющая часть дошедших до нас произведений народного искусства в текстильных жанрах, ведь век у крестьянского текстиля не такой уж долгий. Начало XX в. было не только временем расцвета, но также и последовавшего за ним упадка, гибели и разложения крестьянской цивилизации, питавшей народное искусство, выражавшей себя в нем. Древние космогонические представления, поверья, сказания уже были основательно забыты основной массой крестьянства, а стародавние сюжеты воспроизводились часто уже только формально, хотя и достаточно близко к веками устоявшимся образцам. Но стремление к упрощению уже наложило печать на огромное количество произведений народного искусства. Изображения упрощались, огрублялись, а самобытные и разнообразные техники вышивки заменялись на механически выполняемый шов крестом. Исчезали красивейшие каноны, а обрядовые полотенца, вышитые крестом по схемам, растиражированным типографским способом, переставали быть предметом искусства, они становились похожими повсюду — от Будапешта до Иркутска. Это бедствие не обошло стороной и пудожскую заповедную глухомань, но все-таки в Пудожье, несмотря на новые разрушительные веяния, все еще продолжали вышивать по старинным пудожским образцам, передаваемым от матери к дочери, как и всегда. Это продолжалось даже еще и в 20-е гг. XX в. Но потом, конечно, под натиском глобализации пал и Пудож. Как и везде, вместе с разрушением старого миропорядка, было разрушено и неотделимое от него богатейшее народное искусство, а народный костюм (и народная вышивка, ткачество) был оттеснен из центра бытия и стал маргинальной экзотикой в глазах прямых потомков тех, кто его создавал, кто жил им.

Исключительная ценность пудожского канона состоит в единстве сюжетного богатства, древности архаических мотивов, уникальной иконографии, в выразительности форм и линий, в гармоничности традиционного старинного набора вышивальных техник, в красоте цветового решения и фактуры.

Одним из любимейших мотивов в пудожском каноне было «древо жизни». Вечный мотив. На пудожских полотенцах мы видим разные его варианты (фото 1, 2), но, тем не менее, пудожское «древо жизни» невозможно спутать с другими трактовками, коих по всему свету известно огромное количество.


Там, где рассеянному взору не видно ничего, кроме растительных мотивов, внимательный человек заметит удивительное сходство между древом и фантастическим женским существом (фото 3). Иногда это сходство завуалировано, а иногда очевидно (фото 4).




Верхняя часть древа слегка напоминает подбоченившуюся женщину (фото 5).


И эти ассоциации не беспочвенны. В экспозиции Петрозаводского музея изобразительных искусств есть полотенца, на которых древо увенчано изображением девичьей головы в кокошнике с развевающимися лентами!

На нижних ветвях древа сидят какие-то ушастые звери, которые на предыдущем полотенце казались лишь непонятными абстрактными «облачками» (фото 6).


Вспоминаются всем известные строки Пушкина: «Там, на неведомых дорожках, следы невиданных зверей...». Речь идет о них — о фантастических существах древнеславянской мифологии, поражающих наше воображение, ограниченное рамками прагматичности. Так, через поэзию, мы с детства готовимся к встрече с ними. Они по-прежнему держат в себе тайну до сих пор не полностью разгаданных учеными смыслов. Мы не можем до сих пор понять все, что значили эти сюжеты для наших давних предков, но, безусловно, мы чувствуем глубину и силу этих бессмертных образов.

Древо-женщина, Мать-Сыра-Земля... Эти мотивы изменчивы, в них постоянно проявляются какие-то дополнительные черты, придающие изображению новый смысл.

Кроме декоративной стороны, которая главным образом и замечается современным зрителем, кроме поэтического измерения этих предметов, есть и еще одна важная часть их сущности. Все это — исторические свидетельства о тех временах, когда не существовала еще письменность, и не выведены были еще Нестором слова летописи «...откуда есть пошла Земля Русская...». Это «полотняная летопись» Земли Русской. Связь времен прервалась, смысл древних символов утерян, поэтому летопись оказалась для нас зашифрованной в изменявшихся со временем изображениях. Расшифровка является задачей огромной важности и сложности. Чтобы справиться с этим, необходимо кропотливое сопоставление материалов народной вышивки со всем имеющимся объемом этнографических сведений о преданиях, обычаях, обрядах, суевериях, былинах, песнях... И с материалами других видов народного искусства, например, с резьбой по дереву. Огромная и сложнейшая работа!

Многое уже выяснено, а о чем-то пока высказаны лишь робкие догадки или наоборот — очень смелые гипотезы, которым не хватает либо обоснования, либо убедительности.

Пудожский канон довольно долго не попадал в поле зрения тех, кто занимался изучением русской народной вышивки.

Образцов пудожского канона нет даже в собрании К. Далматова — одной из первых богатейших коллекций народной вышивки (XIX век), их нельзя увидеть и в немногочисленных основополагающих изданиях советского времени.

Пожалуй, впервые образцы пудожского канона были опубликованы в 1989 г. в небольшой по формату книге «Северные узоры. Народная вышивка Карелии» (Петрозаводск, издательство «Карелия»). Увы, эта книжечка стала библиографической редкостью.

Только в 2004 г. в Петрозаводске вышла книга Л.В. Трифоновой «Декоративно-прикладное искусство Пудожья и Заонежья в собрании музея «Кижи»» (без указания издательства), где имеется представительная подборка вышивок пудожского канона в хорошем фотографическом и полиграфическом качестве.

Вживую вышивку пудожского канона трудно увидеть в музеях. Она имеется в собраниях Карельского государственного краеведческого музея (но ни одного предмета в экспозиции нет), в Музее изобразительных искусств Республики Карелия (экспозиция народной вышивки не очень велика, но очень хороша, и такие вышивки там есть), в фондах Государственного историко-архитектурного и этнографического музея-заповедника «Кижи» (если повезет, то на выставках этого музея иногда можно увидеть некоторые предметы) и, наконец, на родине этого чуда — в собрании Пудожского историко-краеведческого музея им. А.Ф. Кораблева (экспозиция небольшая, но такая вышивка в ней имеется). Нам неизвестно, есть ли такие предметы в фондах Русского музея, Российского этнографического музея, Всероссийского музея декоративно-прикладного и народного искусства, но в экспозициях этих крупнейших и богатейших музеев такие вещи отсутствуют.

Еще одному важнейшему мотиву даже сложно подобрать название — настолько загадочен его смысл (фото 7).


Описывая в самых общих чертах конструкцию этого мотива, мы можем сказать, что в нем имеются две отдельные части, в основном его и составляющие — одна под другой. Верхняя часть имеет форму свода и накрывает нижнюю часть. А нижняя часть напоминает одновременно медузу или гриб с боковыми отростками. Она имеет небольшую круглую или овальную полость в центре. Верхняя часть, свод, имеет множество отростков или веток с внешней стороны, а с внутренней стороны свода линия гладкая. Верхняя часть всегда имеет некое завершение по центру: иногда это веточка или что-то похожее на крест, а иногда — «набалдашник», имеющий признаки головы какого-то животного (лося или медведя) (фото 8).


Иногда голова имеет даже и подобие головного убора в виде простого кокошника. Вот эти черты и являются самыми устойчивыми для этого мотива, имеющего множество иконографических вариантов и не только в пудожском каноне, но и в одном из ярчайших каргопольских канонов, а также в других видах народной вышивки северных губерний. Верхняя часть иногда приобретает некоторые черты постройки. Нижняя часть тоже встречается в разных вариантах. Часто во внутренней полости мы видим двух однозначно узнаваемых животных, прорисованных с удивительной детализацией. По-видимому, это птицы (фото 9).


В этом убеждают изображения птиц в верхних углах композиции — там очевидно, что изображены птицы, причем очень похожие на тех, что внутри полости. В соответствующем каргопольском каноне внутри нижней части однозначно изображена птица (хотя почему-то только одна).

Что же все это означает?

Кто-то считает, что верхняя часть — это небесная оленуха, рождающая все на свете. А кто-то видит в ней культовую постройку дохристианского периода — избушку «без окон, без дверей» с головой медведя, особо почитавшегося многими народами. Есть и мнение, что это была одна из разнообразных версий изображения двуглавого орла — и тоже небеспричинно, каким бы экзотическим не казалось такое суждение на первый взгляд. Убедительная трактовка такого сложного сюжета дело очень трудное и «потянет» на хорошую докторскую диссертацию.

Вышивкой щедро украшались и более крупные предметы: станушки и подзоры.

Станушка — отрезная нижняя часть рубахи. Когда верхняя часть рубахи изнашивалась, ее заменяли, а нижняя часть с широкой полосой красивой вышивки могла служить своей хозяйке дважды.

Подзоры пришивались к краю простыни и красиво свешивались с кровати.

В крупных предметах — станушках и подзорах — мы видим иногда последовательно составленные в горизонтальную полосу одинаковые сюжеты (из тех, что мы видели на полотенцах). А иногда чередуются попеременно два разных сюжета, или два варианта одного и того же. Реже встречаются и существенно более сложные композиции со множеством загадочных деталей. Чего здесь только нет (фото 10).


Боковые «стены» заключающего в себе нижнюю часть композиции свода напоминают своим орнаментом березовые стволы. Опять таинственные животные и существа. К сожалению, верхняя часть вышивки не сохранилась, но очевидно, что сюжет очень непростой. Может быть это женская фигура в птичьей ладье?

Лучше не торопиться с выводами. История целенаправленного изучения пудожского канона еще очень коротка. Но уже не требуют доказательств его огромное значение для изучения ранней истории русского народа и высочайшее художественное достоинство, и это при том, что техника пудожского канона очень проста. Ее приемами владели даже маленькие крестьянские девочки.

Вкратце опишем эту технику. Она являет собой сочетание широкоизвестных швов.

Прежде всего, контуры рисунка вышиваются тамбурным швом, а затем начинается заполнение замкнутых областей. Сплошные вертикальные полосы, идущие с равными интервалами внутри замкнутых участков, вышиваются односторонней гладью с наклонными стежками, так что на изнанке получаются две пунктирные вертикальные дорожки маленьких стежков. Промежутки между этими полосами заполняются, как правило, швом набор, но иногда применяются и другие простейшие швы. Обучиться этой технике не составляет особого труда.

Вышивальные нити брались довольно толстые и рыхлые, и вышивка получалась выпуклой, что создавало очень красивую фактуру.

Цветовое решение вышивок пудожского канона тоже очень простое — вышивали красными нитями по белому полотну. Русская классика, наполненная символизмом и закрепленная историей. Но, оказывается, даже при таком простом наборе цветов возможно большое разнообразие. Широко распространенные в северных губерниях России вышивки швом роспись тоже выполнены красными нитями по белому полотну, но воспринимаются в цветовом отношении совершенно иначе — графично и почти бесплотно. У пудожской вышивки доля площади, сплошь покрытой красной вышивальной нитью, существенно больше, а свободный криволинейный контур гораздо более выразителен, нежели контур, данный прямыми отрезками горизонтальных, вертикальных и лишь иногда диагональных стежков. И поэтому, воспринимается она не как графика, а как живопись — яркая, сочная и полнокровная.

Несмотря на исключительное своеобразие, у пудожского канона есть родственники на просторах Российской империи.

Вышивка Белозерья имеет образцы, по некоторым параметрам близкие к пудожскому канону.

Перекликается с пудожским каноном и вышивка «орловский спис» (бытовавшая в Орловской области), к сожалению, до сих пор доступная широкой публике лишь в крайне немногочисленных изображениях откровенно неудовлетворительного качества.

Вышивка соседнего Каргополья близка к пудожскому канону лишь по содержанию — в ней тоже много схожих архаических сюжетов и мотивов, но очень мало общего в иконографии, техниках, цвете, даже нити применялись другие.

Осталось затронуть важный вопрос о роли народной вышивки в жизни современных людей.

Первое и основное — народное искусство есть выражение национальной идентичности и духа народа. А отсюда и все следствия, в том числе, и чисто практические.

Свадебное полотенце сыграет важную роль в свадебном обряде и останется в семье на долгую память.

Модельеры и дизайнеры могут черпать идеи для своего творчества из неиссякаемого источника народного искусства.

Организаторы медиа-пространства и туристической индустрии могут создавать на этой основе местные бренды, которые будут достойно представлять регион на внешней арене (внутри страны и за рубежом).

Дело за малым — необходимо просто осознавать, что пудожский канон являет собой мощь и красоту первородства.