Убей лучшего

Убей лучшего

УБЕЙ ЛУЧШЕГО
рассказ


Киев 1911 год.

Настольная керосиновая лампа освещала лишь стол и стоящие рядом два стула, так что остальная комната совсем не была видна, и казалось, что ее стены это обступившая со всех сторон квадрат света тьма. За столом на одном из стульев сидел немолодой человек в пенсне и поношенном сюртуке. Его длинное носатое лицо обрамляли длинные, жесткие черные как смоль волосы. Выражение лица и нервная барабанная дробь, что он выстукивал на столе костяшками пальцев своих рук, выдавали немалое нервное напряжение. Длиннолицый кого-то ждал, и этот кто-то явно опаздывал.

Наконец, раздался шум хлопающей двери, длиннолицый облегченно вздыхает и в квадрат света из тьмы выныривает тот, кого он ждал. Это совсем молодой человек в пиджаке и брюках явно пошитых из дорогого материала и у хорошего портного. На его голове щегольский котелок, а на ногах блестящие лаковые штиблеты. Щеголь небрежно бросает котелок на стол, блеснув модной набриолининной стрижкой с аккуратным пробором, и с независимым видом уселся напротив Длиннолицего, небрежно закинув ногу на ногу.

- Вы опоздали более чем на полтора часа. Я уже стал предполагать самое плохое, что вас раскрыли, или…- раздраженно заговорил Длиннолицый.

- Или я сдрейфил и во всем сознался шефу охранки,- с нервным смешком договорил за Длиннолицего Щёголь.

- А что прикажете думать, если вы накануне выполнения судьбоносной акции позволяете себе такие вольности, когда необходима строгая координация наших совместных действий?- Длиннолицый недовольно хмурился и шевелил желваками.

- А, бросьте,- небрежно отмахнулся рукой с золоченым перстнем на пальце Щёголь.- Что такое сегодняшнее мое опоздание, когда завтра мне предстоит совершить такое, что обо мне будут писать на первых страницах газеты всего мира. Мое имя войдет в Историю, обо мне будут помнить и через сто и через тысячу лет,- Щеголь говорил с пафосом, картинно жестикулируя и откидываясь на спинку стула.

- Так что… у вас уже все готово?- понизив голос, с немалым удивлением спросил Длиннолицый.

- Конечно, я слов на ветер не бросаю. Вот он пригласительный билет на оперный спектакль. Они сами мне помогают, подводят к кульминации моей жизни, к моему подвигу. Завтра… завтра я убью его и прославлюсь на века,- Глаза Щеголя горели восторженно-фанатичным блеском.

Длиннолицый, в свою очередь, откинулся на спинку своего стула и теперь смотрел на собеседника с усмешкой и разочарованием. И заговорил он уже пренебрежительным тоном:

- Так вы до сих пор не вняли всем моим доводам и уговорам наших братьев и по-прежнему намерены стрелять в царя?

- Да… ибо только это даст мне возможность громко войти в Историю,- с непоколебимой уверенностью заявил Щеголь.

- Да что вы все о себе, да о себе, почему совсем не думаете о нашем многострадальном каждодневно унижаемом народе, о его пользе!?- Длиннолицый резким движением сорвал с носа пенсне и, достав платок, начал нервно его протирать. Вновь водрузив пенсне на переносицу, он стал буквально испепелять собеседника возмущенным взглядом.- Что за блажь, во что бы то ни стало убить эту пустоголовую венценосную куклу!? Да, вы прославитесь, вас казнят как цареубийцу, а пользы от этого самопожертвования не будет ни на грош. Среди этого народа их царь один из самых глупых и безвольных людей. И вы даже окажете им услугу, лишив их такого никчемного правителя. Осознайте, наконец, что для нас это благо, что во главе России стоит столь ничтожный правитель. Когда наших далеких предков в глубокой древности изгоняли из Египта там правил злой и властный фараон, когда в средние века наших предков опят же гнала из Испании инквизиция, там, на троне сидела королева Изабелла, сильная, волевая правительница. Если бы сейчас в России правил царь, хотя бы отдаленно похожий на тех ненавидевших наш народ монархов, я бы первый вдохновил вас на убийство такового. Но жертвовать жизнью ради такого… Помните, что написано в нашей главной путеводной книге: убей лучшего из них. А разве царь лучший? Он один из худших.

Длиннолицый замолк, теперь уже смотря на собеседника всего лишь укоризненно. На Щеголя тирада Длиннолицего произвела крайне удручающее впечатление. От его былой наглой самоуверенности не осталось и следа. Теперь он уже сидел не вальяжно-картинно, а подавшись вперед и некрасиво сгорбившись:

- Так я и знал, что мне от вас придется выслушать всякую… Потому я и не хотел с вами встречаться, предчувствовал, что вы мне весь настрой испортите. Вообще-то вы мне вообще не нужны, тем более ваши нравоучения. Я же все сам без вас организовал и в доверие к жандармам втерся. Вы вот все о какой-то пользе говорите, а какая от вас для меня польза? Никакой, только вот эти постоянные уже мне опротивевшие нравоучения. Я и без вас знаю, что царь круглый дурак, но именно его убийство прославит меня как никакое другое. А то, что вы постоянно мне внушали, что убивать надо непременно Премьера, что от этого будет огромная польза… Да плевать я хотел на вашу пользу. Если я убью Премьера, меня точно так же повесят, но обо мне забудут уже через несколько лет, а вот если Царя…

Щеголь вновь хотел было повысить градус своего настроения возвышенными рассуждениями, но Длиннолицый на этот раз не предоставил ему такой возможности, он перебил собеседника властно и жестко:

- Как вы смеете говорить, что все сделали сами, один!? Забыли, что вы входите в наше братство, и каждый ваш шаг был нами выверен и просчитан… Кто вас устроил в охранку… кто оплачивал все ваши немалые расходы, кто все эти годы помогал вам и словом и делом!?

- Без вашей финансовой помощи я вполне мог обойтись, у меня состоятельные родители, а от этого вашего слова… ваших нравоучений меня уже тошнит,- огрызнулся Щеголь, но уже не агрессивно, а как-то с опаской.

- Если бы ваши родители узнали, чем вы занимаетесь, они бы не дали вам ни гроша, к тому же насколько я знаю ваш отец весьма скуп. А что касается, как вы выразились, нравоучений, то они имеют одну единственную цель – не дать вам наделать глупостей.

Длиннолицый говорил тоном, не терпящим возражений, неотрывно глядя собеседнику в глаза… и под этим давлением Щеголь несколько стушевался, и уже не смел огрызаться и перебивать.

- Не для того мы вас так долго вели, чтобы вы, человек готовый на самопожертвование, отдали свою жизнь напрасно, в пустую. Во все времена мы руководствовались постулатом: уж если убивать, то убивать лучшего. А лучший у них сейчас Премьер. Он умный, жесткий, физически здоровый, еще не старый, то есть может прожить еще очень долго. А это значит, что он еще сильнее укрепит авторитет власти и даже при никудышном царе сумеет поднять страну на такую высоту, что она вполне может стать самым мощным государством в мире, каковыми при фараоне был Египет, или при Изабелле Испания. Вывод однозначный – нам в таком государстве достойного места не будет. И тогда, скорее всего, и наши дети будут прозябать в черте оседлости, не имея возможности полноценно развивать свои таланты, занимать высшие государственные посты. Нам такое государство не нужно. Нам нужна такая Россия, где наши потомки займут первые места во всех важнейших сферах жизнедеятельности, в том числе и в сфере государственного управления. И нам это вполне по силам, стать первой нацией России не по численности, а по значению. И если вы готовы отдать свою жизнь, то отдайте ее за это великое дело за счастливое и сытое будущее наших потомков. А для этого сейчас необходимо убить лучшего из них. А царь… этот царь нам совсем не опасен, он даже нам полезен. В слабой стране и при слабом правителе мы всегда процветаем. А вот когда правитель сильный тогда нам приходится туго, так было в Египте, в Вавилоне, в Испании… так будет и здесь, если завтра вы не убьете Премьера…

Щеголь вышел от Длиннолицего с вконец испорченным настроением. Тот его не убедил, но зародил сомнения. Он плохо спал ночь и мучился в раздумьях весь следующий день до самого вечера, когда давали оперный спектакль для Царя и его приближенных. Щеголь прошел в зал по документам сотрудника охранного отделения, призванного следить за безопасностью Царя и прочих высших вельмож. Даже будучи уже в зале Щеголь еще колебался, глядя то в царскую ложу, где маячил курносый профиль и тщедушная фигура самодержца, то в партер, где в первом ряду выделялась статная фигура, увенчанная лысеющей головой с высоким лбом и задумчивым лицом. Да, при этом мимолетном сравнении сразу становилось ясно кто из них первый, а кто… лучший. И впервые за всю свою недолгую суматошно-взбаламошную жизнь Щеголь поступил не так как хотел, а так как нужно было его народу. Он взвел револьвер и направился в партер…


Москва 1995 год

Офис располагался в старинном, но отремонтированном по евростандарту двухэтажном особняке. Жизнь здесь, что называется «била ключом». Сотрудники одного из самых динамично развивающихся в постсоветской России концернов полубегом перемещались из кабинета в кабинет, что-то уточняли, подписывали, куда-то звонили… Лишь в кабинете генерального директора царило затишье и спокойствие. Генеральный – на вид карикатурный персонаж с большой лысоватой головой, крысиным лицом, квадратным туловищем на коротких ногах и непропорционально длинными руками. Внешне он напоминал обезьяну, но данное обстоятельство нисколько не помешало ему за прошедшие с момента распада СССР три года стать одним из самых богатых и влиятельных людей в России. Так вот, Генеральный сидел за своим столом и о чем-то напряженно размышлял. Он что-то быстро писал в своем рабочем блокноте, тут же подсчитывал на калькуляторе. В конце-концов он с явным неудовольствием отодвинул от себя, и блокнот, и калькулятор. По всему итог вычислений его никак не удовлетворил.

В кабинете вдруг возник певучий голос секретарши:

- Михаил Львович, с охраны звонили, к вам просится этот тележурналист, Ицкович.

- Передайте, что я сейчас чрезвычайно занят и дать интервью никак не могу. И вообще пусть поставят его в известность, что я принимаю в определенные дни и по предварительной записи… И еще, передайте, что до конца этого месяца я вообще ни кого не принимаю.

Генеральный с лицом, выражавшем крайнее раздражение тем, что его отвлекают по всяким пустякам вновь углубился в мир цифр и процентов… Но не прошло и пяти минут, как на пульте громкоговорящей связи замигал светодиод и он вновь был вынужден нажать клавишу приема.

- Ну что еще там стряслось!?- грозно рявкнул в микрофон Генеральный.

- Извините, пожалуйста,… но тут этот Тележурналист… Я сама с ним по внутреннему телефону говорила, передала все, что вы велели. А он говорит, что пришел не поводу интервью, что у него наиважнейшее дело не терпящее отлогательств. Прямо так и сказал и еще, что будет сидеть на проходной до тех пор, пока вы его не примете,- растерянно лепетала секретарша.

- Какое еще дело, что за чушь»!? Пусть гонят его в шею!- раздраженно приказал было Генеральный, но тут же осекся.

Он был шапочно знаком с этим тележурналистом еще со времен Перестройки. И хоть они никогда близко не пересекались, но Генеральный не раз отмечал ерническую и в, то же время умную сатиру телепрограммы, которую тот вел. Не так давно Генеральный даже согласился на интервью и участие в его телепрограмме, правда, не обговорив конкретных сроков. То, что Тележурналист человек серьезный Генеральный не сомневался, и если он говорит, что дело не терпит отлогательств… Генеральный заколебался. Ему не хотелось откладывать обдумывание предстоящей весьма рискованной финансовой сделки, сулившей огромные барыши. Правда сделка, как и большинство его такого рода финансовых операций сулила перспективу «попасть под статью». Поэтому необходимо учесть все, даже мельчайшие «подводные камни», чтобы ни в коем разе на таковой не наскочить. Но Тележурналист, похоже, действительно пришел по самому серьезному поводу. Генеральный с сожалением отодвинул блокнот с калькулятором и проговорил в микрофон:
- Ладно, пусть его проводят ко мне.

Тележурналист был еще молод, не лыс и не обрюзг, но по «качеству» его волос и тела можно было с большой долей вероятности предположить, что с годами его фигура и голова примут похожие очертания с оными у Генерального. Они ведь были соплеменниками, а представители этого этноса часто сочетали в себе эти качества: максимально развитые умственные способности, и наоборот, физическую ущербность.

- У вас есть пять минут, чтобы изложить суть вашего не терпящего отлогательств дела,- вместо «здравствуйте» Генеральный решил сразу поставить посетителя в жесткие временные рамки, ведь время – деньги.

- Боюсь, что за пять минут мне никак не уложиться,- губы Тележурналиста тронула нервная усмешка.

- Полминуты уже прошло, потому излагайте кратко и без предисловий, бесстрастно отреагировал Генеральный.

- Ну что ж, извольте,- Тележурналист посмотрел на стул для посетителей, давая понять, что непроч присесть, но Генеральный как будто этого не заметил и говорить пришлось стоя.- Мое дело касается назначения нового директора Телевидения. Вы в курсе, что Президент планирует на этот пост своего Любимца и потому, скорее всего, именно он им станет,- Тележурналист пытливо взглянул на Генерального.

- Да я в курсе, но лично меня это назначение совершенно не интересует. Мне все равно кого назначит Президент… Две минуты прошло,- вновь бесстрастно поторопил Генеральный.

- То есть как все равно? Ведь во главе важнейшего в стране средства массовой информации встанет человек, который по настоящему умен, работоспособен, которого нельзя, ни купить, ни запугать и тем более им манипулировать. И главное, он абсолютно не наш человек. Представляете, сколько хлопот он может доставить и лично вам?!- Тележурналист все более начинал нервничать.

- Зачем мне манипулировать телевидением, если я могу манипулировать самим Президентом, а через него чем и кем угодно? Прошло уже три минуты,- с усмешкой покосился на часы Генеральный.

- Да, вы правы, ленивым и любящим закладывать за воротник Президентом управлять можно, что с успехом и делают наши люди. Один является фактически казначеем его семьи, другой советником по экономике, вы по политике,- Тележурналист дал понять, что не один Генеральный манипулирует Президентом, но заметив, что тот вновь смотрит на часы, заговорил быстрее.- Но у Президента кроме вышеназванных мною отрицательных, а для нас положительных качеств, есть и положительные, то есть для нас сугубо отрицательные, это мужество, решительность и еще одно, крайне неприятное и редкое качество – он видит способных людей. Этим объясняется и то, что именно вас он выбрал в качестве советника, или пример с этим тувинцем, которого он назначил на МЧС. И тувинец потянул, наладил работу. Но что такое МЧС, пусть там хоть кто сидит, не страшно, и что такое Телевидение. Если эту структуру возглавит не наш человек, или не находящийся под нашим влиянием… То, что Любимец потянет, в этом нет никаких сомнений, и в том, что он совершенно не наш тоже. Самое плохое то, что он русский до мозга костей. Я с ним работал бок о бок и очень хорошо это знаю. Он очень способный и успешный человек. Нечасто, но и среди русских такие случаются. Для нас, нашего дела, он чрезвычайно опасен. Потому нельзя ни в коем случае допустить, чтобы он занял этот пост.
Генеральный, наконец, вроде бы проникся важностью излагаемой собеседником проблемы. Во всяком случае, он перестал смотреть на часы, а о чем-то сосредоточенно размышлял. Наконец, он озвучил то, о чем думал:

- А вы его не переоцениваете? Мало ли таких ставили на самые высокие посты, и они там сгорали как свечки. Пусть возглавит, порулит, на чем-нибудь да сорвется. Или найдем и к нему подход,- теперь уже Генеральный смотрел на тележурналиста вопросительно.

- Не сорвется и подход к нему искать бесполезно. Я же говорю, он потянет, а так как совершенно здоров и относительно молод, то наверняка сядет в это кресло всерьез и надолго. А что такое в современном мире телевидение вы и без меня отлично знаете, какое это мощное средство воздействия на умы и настроение миллионов, средство воспитания в конце-концов. От человека руководящего телевидением может зависеть даже больше чем от самого Президента. Здесь никак нельзя рисковать.

В кабинете воцарилась пауза, нарушаемая лишь звуками проходящего по улице трамвая. Генеральный вновь размышлял, собрав на лбу морщины. Впрочем, думал он не долго:

- Ну, что ж, вы меня убедили, Любимец действительно, скорее всего, на этом посту будет нам серьезной помехой. Я приму меры, чтобы его назначение не состоялось, и сам подберу нужную кандидатуру.

Генеральный тут же сделал пометку на своем настольном календаре и посмотрел на Тележурналиста взглядом, в котором без труда читалось: проблема решена и на том аудиенция закончена. Однако посетитель совсем не собирался уходить, и гримасы его лица свидетельствовали, что проблему предложенным способом не устранить, о чем он и поспешил сообщить:

- Вы так и не поняли всей глобальной важности того, что я вам только что изложил. Даже если вам и удастся отговорить Президента сейчас поставить Любимца во главе телевидения, эта проблема решена окончательно не будет. Он все равно будет для нас носителем постоянной опасности, тем более обозлится, без труда высчитав с чьей подачи его «кинули». Поймите он один из лучших из них, и ему уже удалось подобраться на самые подступы к важнейшему посту в государстве. Вы представляете, какой поднимется вой, когда он в открытую, не с телеэкрана, так с газетных страниц во всеуслышание заявит, почему его не назначили на этот пост. А он заявит, не испугается, я его хорошо знаю.

Несмотря на то, что Тележурналист буквально вкладывал в свои слова всю боль своего сердца, это не производило на Генерального должного впечатления. Он отвечал, не скрывая раздражения:

- Что значит лучший… Мало ли хороших телеведущих, не все же становятся руководителями, вот и он станет одним из таких же не ставших. И вообще, извините, у меня действительно совсем нет времени, дела…

- Ну почему же вы такой тупой!- буквально побагровев, Тележурналист уже с нескрываемой ненавистью смотрел на собеседника.
Генеральный аж онемел и буквально застыл с открытым ртом, не зная как реагировать на столь беспрецедентную наглость. Обозвать тупым его, являющего собой образец хитроумия и изворотливости. Но Генеральный не успел ничего ответить, тем более поставить наглеца на место, ибо тот продолжал говорить, и говорить четко и зло:

- Называя его лучшим, я не имею в виду его качества как специалиста… он один из лучших в своем народе. На наше счастье крайне редко такие из них поднимаются очень высоко, а этот может подняться. Проанализируйте, вы же математик, но постарайтесь мыслить не категориями получения прибыли и ухода от налогообложения, то есть по-местечковому, а взгляните на ситуацию глобально. Помните, в начале века наши сумели убрать с политической арены примерно в той же ситуации лучшего из них, тогдашнего Премьера. Всего лишь одно убийство и вся история России пошла по-другому. В результате, мы из загнанного в черту оседлости второстепенного народа этой страны превратились в народ, взрастивший на этой земле множество гениев: великих ученых, артистов, поэтов, композиторов, политических деятелей. Мы стали здесь фактически властителями дум. Вы понимаете, о чем я говорю?

Генеральный, наконец, перестал походить на рыбу, вынутую из воды. Он уже даже не возмущался нанесенным ему оскорблением, ибо вняв совету, пытался перенастроить свои мозги от местечкового (купи-продай-обмани) мышления к заданному собеседником глобальному. И эту «перезагрузка» хоть и не без труда, ему удалось осуществить. Криво усмехнувшись, Генеральный процедил сквозь зубы:

- Понимаю, и не смейте считать меня ограниченным финансистом-технократом. Если есть необходимость то я с вами и на тему, что вы называете глобальной, могу подискутировать. Кстати, приведенный вами пример, вряд ли можно считать стопроцентно удачной операцией. Ведь в результате наш с вами народ, кроме возможности развивать свои таланты, более ничего не выиграл от того убийства. Весь этот век власть в этой стране была у кого угодно, но не у наших. Да и назвать счастливой судьбу большинства наших соплеменников в этом веке никак нельзя. Сколько их замучили и перебили в Гражданскую, Отечественную войны, гноили в лагерях и до последнего времени мы во всем испытывали дискомфорт. Не от хорошей же жизни больше миллиона наших были вынуждены отсюда уехать.

- Ну, наконец-то, вы начали мыслить в нужном направлении,- облегченно вздохнул Тележурналист.- Вы правы, в проходящем веке нам не удалось извлечь всех выгод из того исторического убийства. Но сейчас мы должны уже все учесть и не повторять ошибок наших предшественников. В 20-м веке мы в области культуры здесь выдвинули такую массу гениев, что не осталось на этой земле места ни для нового Пушкина, ни для нового Толстого, ни для каких других. Состоялись только их середняки, которым мы разрешили состояться. Но в 21-м веке мы должны занять места не только их гениев, но и руководителей, стать здесь полноценной аристократией, хозяевами, господами. Для этого на всех важнейших постах должны сидеть наши или подконтрольные нам люди, а если этого не получается, то на эти посты надо двигать не лучших, а худших из них, неумных, недалеких, жадных, которых нам будет легко переиграть в интеллектуальном соревновании, или подкупить. А телевидение в грядущем столетии будет одной из важнейших, если не самой важной субстанцией в деле воздействия на мировоззрение населения в грядущем столетии. И если во главе этой субстанции не сейчас так потом встанет человек способный составить нам именно интеллектуальную конкуренцию… Вы представляете, что для нас это может кончится катастрофой, вплоть до того, что нам всем придется покинуть эту страну, как в свое время Египет, или Испанию. Чтобы такого не случилось, мы должны стать не только мозгом этой страны, но и ее элитой. А все это без руководства СМИ и в первую очередь телевидением невозможно. Потому Любимца необходимо удалить, удалить сейчас, пока не поздно. Помните что сказано в нашей главной книге: убей лучшего из них. А он один из лучших и для нас чрезвычайно опасен…

Лицо Генерального постепенно серело, он смотрел на собеседника уже с ужасом:

- Вы… вы, что же предлагаете это организовать мне!?

- А кому же еще? Посудите сами, у вас есть деньги, немалая власть, ну и в конце-концов, ни для кого не секрет, что вы имеете связи и в уголовном мире. К тому же вы решительный, жесткий человек и, насколько я знаю, со своими недругами никогда не церемонились. А тут особый случай, он не ваш недруг, он враг всех нас, потому что он может стать одним из немногих властьимущих, кто может противостоять нам интеллектуально… как тот Премьер. И так же как тогда его устранение предотвратит возможность строительства этой страны так как надо им, а не так как надо нам…

Еще не менее получаса Генеральный «созревал», а Тележурналист продолжал его методично обрабатывать. И по прямому телефону и через секретаршу неоднократно пытались дозвониться до Генерального, он просто снимал и тут же клал трубку, а секретарше запретил соединять с собой кого бы то ни было, пока он не закончит разговор. Наконец, Генеральный сдался, согласившись со всеми доводами собеседника и они перешли к уточнению деталей предстоящего «хирургического вмешательства». И тут Тележурналист высказал пожелание:

- Учтите, также действовать как в начале века сейчас никак нельзя, никакого убийства по идеологическим соображениям, и тому подобное. Мы должны быть вне всяких подозрений, пусть это сделают они сами.

- Вы думаете даже среди уголовников так легко найти готовых совершить убийство столь известного, публичного человека?- возразил Генеральный.
- Не легко, но вполне возможно. Вот если бы вы надумали убить какого-нибудь известного грузина, гордость нации, руками самих грузин. Вряд ли бы у вас это дело выгорело. Любой грузинский вор в законе скорее вас убьет, чем знаменитого соплеменника. А у русских уголовников такой национальной основы, как правило, нет. Многие из них за хорошие деньги кого угодно грохнут…

Тележурналист вышел из кабинета Генерального с выражением человека совершившего чрезвычайно тяжелую и важную работу. Он шел, устало сутулясь, будто только что разгрузил вагон угля, хотя всего лишь проговорил чуть более часа.


Любимец возвращался домой поздно вечером. Он устал после рабочего дня, но пребывал в отличном настроении, ведь в его жизни явно наметилась белая, счастливая полоса, чудесная перспектива – большой карьерный рост в любимой профессии. Редко кому так везет. Его голову переполняло великое множество разнообразных забот, как мелких повседневных, так и больших планов по реорганизации отрасли, которой ему предстояло руководить. Кого переместить, кого уволить, кого повысить, из кого подбирать команду единомышленников, которая и должна помочь ему свернуть ту «гору дел», которую он наметил себе на новой должности. Напевая про себя что-то веселое, Любимец вошел в ярко освещенный подъезд своего дома. Он не имел охраны, да и зачем она ему, ведь его все любили, любили миллионы телезрителей, любили коллеги, весь народ любил его, даже Президент любил. Разве можно кого-то опасаться, когда тебя все любят и знают? ...

На лестничной клетке стояли двое в рабочих комбинезонах. Наверное, рабочие делающие ремонт в какой-то из квартир. Что было необычно, так это их внешность, они были русскими, а ремонтом в основном занимались гастарбайтеры. Но Любимец не обеспокоился, разве можно русскому, да еще всем известному и любимому, опасаться русских. Он, приветливо улыбнувшись, пошел по лестнице мимо них…


Категория: Творчество   Автор: Дьяков Виктор Елисеевич


Добавление комментария

Имя:*
E-Mail:*
Комментарий:
  • sickbadbmaibqbrda
    esmdametlafuckzvvjewlol
    metallsdaiuctancgirl_dancezigaadolfsh
    bashboksdrovafriendsgrablidetixoroshiy
    braveoppaext_tomatoscaremailevgun_2guns
    gun_riflemarksmanmiasomeetingbelarimppizdec
    kazakpardonsuperstitionext_dont_mentbe-e-ethank_youtender
    air_kissdedn1hasarcastic_handugargoodyarilo
    bayanshokicon_wallregulationkoloper
Вопрос:
Напишите пропущенное слово: "Под ... камень вода не течет"
Ответ:*